— А потом? Потом судьба, исторические и географические обстоятельства распорядились по-своему. Все это стремительное движение было внезапно и грубо пресечено. В падении Константинополя, захваченного Магометом Вторым двадцать девятого мая тысяча четыреста пятьдесят третьего года, и проявился этот злой рок. Я нисколько не преувеличиваю. Подумать только! То, что для историков и для Западной Европы означало конец средневековья и зарю Возрождения, — для двух едва зародившихся румынских княжеств, равно как и для других народов и государств Восточной Европы: Польши, Венгрии, Австрии, не говоря уж о народах и государствах Балкан, явилось ударом, отбросившим их назад, столкнувшим на дно, во тьму средневековья, к порядкам и установлениям феодализма. Да еще усугубленного отягощающим обстоятельством не менее фатального свойства. Самоуправление, которое так или иначе, но способствует свободе развития, было уничтожено… Судьба городов была решена! Они утратили первоначальный смысл своего существования. А вместе с ними решилась и судьба дунайских княжеств. Их будущее им уже не принадлежало. Оно зависело теперь от произвола султанов, воцарившихся в столице Византии, раскинувших во все края свои щупальца и присоски. Некоторые господари, в ком жило патриотическое чувство, вместе с народом еще пытались продержаться, и им это на время удалось. Это была их Столетняя война… Штефан Великий, Влад Цепеш и многие другие сражались с отчаянием обреченных. К несчастью, сопротивление было возможно лишь до тех пор, пока хватало денежных средств, поступавших от когда-то богатых, но все более скудеющих городов. И чем ближе к концу, тем усилия сопротивляющихся были все более нерешительными, беспомощными и безнадежными. Нельзя до бесконечности выигрывать сражения с армией из одних землепашцев, как бы ни были они стойки и отважны, если приходится отрывать их то от косьбы, то от прополки или жатвы и вести в бой вооруженных косами, мотыгами и вилами! Последние судороги сопротивления сослужили пользу скорее Западу, чем нашим маленьким княжествам и ближайшим соседям. Они приостановили нашествие. Дали западным государствам возможность объединиться и укрепиться, продавая и передавая нас захватчикам. А они нас предавали! Нас предали папа и Венеция во времена Штефана Великого, бросив на произвол судьбы. Предавали короли Франции, вступая в политические соглашения с Исламом… А наш народ остался на «месте происшествия», на «дороге зол». Он не только утратил и право, и возможность идти в ногу с веком. Он был отброшен вспять, вернулся к феодализму, к закабалению крестьян-земледельцев, к восстановлению привилегий землевладельцев, к преобладанию сельского уклада жизни, к вырождению городов. Турки требовали с нас податей зерном, скотом, конями, овцами, а отнюдь не ремесленными изделиями. Вы все еще не видите, как шел процесс упадка?
Захваченный врасплох, Тудор Стоенеску-Стоян забормотал что-то невнятное и бессмысленное, словно вновь был школьником, пришедшим в класс, не выучив урока.
— Ну, да… Конечно… Само собой…
Бывший преподаватель, застыв на место, поглядел на него испытующе. На миг ему показалось, что он попусту теряет время.
Однако мысли, волновавшие его последнее время, держали его в плену. Он спешил выговориться: