Патрик Мелроуз. Книга 1 (сборник)

– Ты недооцениваешь бесплодные упражнения, – сказала Анна. – Сейчас это очень модно. Велосипеды, которые никуда не едут, беговые дорожки, которые никуда не ведут, тяжести, которые поднимают просто так…

Виктор молчал, уныло глядя на единственное написанное им предложение.

– Значит, пока так и неизвестно, кто мы такие? – спросила Анна, приобняв его за плечи.

– Увы, так и неизвестно. Разумеется, личность – выдумка чистой воды. Но к этому выводу я пришел неверным путем.

– Каким же?

– Я о нем не думал.

– Как раз это англичане и имеют в виду, когда говорят: «Он относится к этому философски». Это значит, что человек перестает о чем-то думать, – объяснила Анна, прикуривая сигарету.

– Как бы то ни было, – негромко произнес Виктор, – мои сегодняшние размышления напоминают жалобы моего бывшего студента, что в моих семинарах «нет изюминки».

Присев на краешек стола, Анна скинула с ноги парусиновую туфлю. Радовало то, что Виктор снова приступил к работе, хотя и без особого успеха. Она положила босую ступню ему на колено и спросила:

– Скажите, профессор, это моя ступня?

– Что ж, некоторые философы ответили бы, что в определенных обстоятельствах это можно определить, причинив ей боль, – изрек Виктор, обхватив ступню ладонями.

– А не проще ли доставить ей удовольствие?

– Видите ли, – сказал Виктор, делая вид, что серьезно обдумывает нелепый вопрос, – в философии, равно как и в жизни, удовольствие чаще оказывается галлюцинацией. Боль – это ключ к обладанию. – Он жадно раскрыл рот, будто готовясь откусить гамбургер, а потом закрыл его, нежно перецеловал все пальцы на ноге и выпустил ее.

– Я сейчас. – Анна скинула другую туфлю и осторожно пошла по нагретому гравию к двери в кухню.

Виктор с удовлетворением отметил, что в Древнем Китае подобную игру с ногой сочли бы чрезвычайно интимной. Для китайцев обнаженная ступня была эротичнее обнаженных гениталий. Ему лестно было представить необузданную мощь своей страсти в другое время и в другом месте. В памяти всплыли строки из «Мальтийского еврея»: «Ты совершил прелюбодеяние, но это было в другой стране. К тому же девка умерла»{33}. В прошлом он был соблазнителем, который основывал свои победы на принципах утилитаризма в погоне за суммарным увеличением общего наслаждения, но после встречи с Анной хранил невиданную прежде верность. Не обладая физической привлекательностью, он соблазнял женщин своим умом. Чем уродливее и знаменитее он становился, тем приметнее делался разительный контраст между инструментом соблазнения (его речами) и инструментом наслаждения (его телом). Привычная схема новых любовных побед подчеркивала этот аспект проблемы психофизической связи между душой и телом больше, чем близкие отношения, поэтому Виктор решил, что пришло время обзавестись живой девкой в этой стране. Самым сложным было не путать физическое отсутствие с психологическим.

На террасу вернулась Анна с двумя стаканами апельсинового сока, вручила один Виктору.

– О чем задумался?

– О возможности сохранить личность при переносе в другое тело, – соврал Виктор.

– Ну вот ты целовал бы мне ноги, если бы я выглядела как канадский лесоруб?

– Да, если бы знал, что в его теле – ты, – благородно ответил Виктор.

– Даже в ботинках с металлическими носками?

– Совершенно верно.

Они обменялись улыбками. Виктор отпил апельсинового сока и спросил:

– Как вы съездили с Элинор?

– По дороге домой я решила, что каждый из гостей, приглашенных сегодня к ужину, так или иначе дурно отзовется обо всех остальных. Ты наверняка полагаешь, что с моей стороны это очень примитивно и по-американски, но я не могу понять, зачем проводить вечер с теми, кого ты весь день оскорблял.

– Чтобы было чем оскорбить их на следующий день.

– Ах, ну конечно же, – вздохнула Анна. – Завтра уже будет другой день{34}. Все будет иначе, но точно так же.

Виктор встревоженно посмотрел на нее:

– Вы всю дорогу измывались друг над другом или только надо мной и Дэвидом?

– Не то и не другое. Но, судя по тому, как оскорбились все остальные, я поняла, что нам предстоит разбиться на мелкие группы, чтобы каждый смог оскорбить каждого.

– Так ведь в этом же и заключается вся прелесть ситуации: нужно дурно отзываться обо всех, кроме собеседника, чтобы он проникся своим привилегированным положением.

– По-моему, как минимум в одном случае это правило не сработало, и оскорбленными остались все без исключения.

– А ты не хочешь проверить свою теорию и дурно отозваться о ком-нибудь из гостей?

– Что ж, если ты настаиваешь… – рассмеялась Анна. – Николас Пратт – законченный мудак.

– Ну, это объяснимо. Он хотел сделать карьеру политика, но его поймали на том, что тогда считалось супружеской изменой, а теперь называется открытым браком. Интрижки обычно заводят после того, как получают министерский портфель, а Николас ухитрился вляпаться в скандал как раз во время предвыборной кампании, баллотируясь от лейбористов в традиционно лейбористском округе.

– Какой одаренный мальчик, – сказала Анна. – А за что именно его изгнали из рая?