Патрик Мелроуз. Книга 2

Нечто подобное произошло, когда Мэри зачитывала свекрови список аудиокниг, которые можно было привезти из Англии. Ее критерии отбора не имели отношения к авторам и жанрам. Мэри перечисляла произведения Джейн Остин и Марселя Пруста, Джеффри Арчера и Джилли Купер – все это не вызывало в Элинор ни малейшего интереса. Но, услышав название «Испытание невинностью», она принялась кивать и жадно загребать руками, словно брызгала воду себе на грудь. Такое же возбуждение вызвало название «Урожай праха». Видимо, эти внезапные успехи на коммуникативном поприще встряхнули ее память: дрожащей рукой в пигментных пятнах она протянула Мэри написанную заранее записку.

Мэри с трудом разобрала бледные слова, выведенные заглавными буквами: «ПОЧЕМУ ШЕЙМУС НЕ ПРИЕЗЖАЕТ?»

На то была очевидная причина, но Мэри пока сама не могла до конца в нее поверить. Она не ожидала, что Шеймус окажется мерзавцем. Его оппортунизм органично сочетался с искренним заблуждением, что он хороший человек, – или, по крайней мере, с очень сильным желанием сойти за такового. Но вот прошло всего две недели с момента передачи «Сен-Назера» фонду, а он уже вышвырнул свою благодетельницу на помойку.

Мэри вспомнила слова Патрика, когда тот наконец принял полномочия, возложенные на него матерью, и подписал дарственную: «Глубоко заблуждаются те, кто думает, что можно доплестись до гроба налегке. Нет никакого второго детства, и лицензии на безответственность никто не выдает». После этого он вдребезги напился.

Мэри заглянула в искаженное страданием лицо Элинор. Ее глаза, затянутые мутью, напоминали глаза мертвой рыбы, но в ее случае эта муть, казалось, происходила от постоянных попыток утратить и никогда не восстанавливать связь с реальностью. Мэри поняла, что ее беззубость – на самом деле суицидальный жест сродни голодной забастовке. Вставить зубы просто, а вот неделями осознанно пренебрегать своими нуждами, видеть, как зубы выпадают один за другим, игнорируя врачей, антидепрессанты и остатки собственной воли к жизни, – для этого надо обладать завидным упрямством.

Какая трагедия… Перед Мэри была женщина, отказавшаяся от семьи ради единственной мечты и единственного человека, а теперь и человек, и мечта отказались от нее. Как-то раз Элинор рассказала Мэри, что они с Шеймусом были знакомы «в прошлой жизни». Жили они на скеллиге – по-ирландски это что-то вроде скалы посреди моря, – куда Шеймус возил Элинор в самом начале финансовых ухаживаний и где они провели незабываемый ветреный день. Он взял ее за руку и сказал: «Ты нужна Ирландии». После того как Элинор было «видение из прежней жизни» (оказывается, они с Шеймусом были мужем и женой, жили на том самом скеллиге еще в Темные века, когда Ирландия была оплотом христианства среди всепоглощающего хаоса мародерства и миграций), нынешняя семья, с которой ее связывали лишь недавнее прошлое и поверхностное настоящее, начала понемногу ускользать из поля ее зрения. А потом Шеймус побывал в «Сен-Назере» и чудесным образом осознал, что Франции он нужен даже больше, чем Элинор – Ирландии. В семнадцатом веке на этой земле стоял женский монастырь, и второе «видение из прежней жизни» показало, что Элинор (ну разумеется, как иначе) была в нем матерью настоятельницей. С тех пор, подумала Мэри, существительное «мать» для нее всегда шло впереди определения. Ровно в то же самое время Шеймус – ну надо же! – был аббатом соседнего мужского монастыря. И вот судьба свела их вновь, на сей раз они состоят в не понятом близкими «духовном родстве», из которого в Лакосте раздули настоящий скандал.

Когда Элинор поведала ей все это (в ходе удручающей попытки поговорить «между нами, девочками»), Мэри решила не спорить. Свекровь обладала способностью верить в какую угодно чушь, и чем забористее – тем лучше. Бросаться со своей верой на помощь всему невероятному было неотъемлемой частью ее благодетельной натуры. Очевидно, жизнь в исторических романах помогала ей компенсировать недостаток страсти, которая настолько эволюционировала, что не нашла выражения в спальне, зато вдоволь порезвилась в Земельном кадастре. Тогда рассказ свекрови показался Мэри нелепым и смешным; сейчас же ей хотелось подклеить сползшие со стен обои ее легковерия. Под ужасающей искренностью той первой исповеди Мэри разглядела хорошо знакомое и понятное ей желание – потребность быть нужной.

– Я у него спрошу, – сказала она, бережно накрыв ладонью руку Элинор. Шеймуса она не видела очень давно, однако знала, что он никуда не уезжал. – Может быть, он приболел. Или уехал в Ирландию.

– В Ирландию, – прошептала Элинор.

По дороге к машине Томас резко остановился и покачал головой:

– Ай-ай. Бабушка совсем плоха.

Мэри любила этот его дар искреннего сочувствия. Он еще не научился закрывать глаза на чужие страдания или винить в них самого страдальца. В машине он заснул, и Мэри решила заглянуть к Шеймусу.