Патрик Мелроуз. Книга 2

Роберт уже не раз видел подобное в туристических местах Лондона – особую разновидность нежного американского ожирения. Не заработанный тяжелым трудом жирок гурмана и не джаггернаутова кряжистость дальнобойщика, но волнующиеся желеобразные складки, которыми эти люди решили защититься от угроз окружающего мира, как подушками безопасности. Вдруг автобусом завладеет психопат, который забыл купить орешки? Лучше подкрепиться ими прямо сейчас. А если, не дай бог, случится теракт? Неприятно будет, помимо прочего, страдать еще и от голода!

В конце концов Подушки Безопасности запихнулись в сиденья. Роберт в жизни не видел таких расплывчатых черт лица, словно бы едва намеченных где-то в верхней части бесформенных тел. Даже относительно бугристое лицо папаши казалось оплывшим огарком свечи. Вжимаясь в сиденье, миссис Подушка обернулась к длинной очереди пассажиров: из ее карих глаз струился коричневатый дым усталости.

– Простите за неудобство и спасибо за терпение, – простонала она.

– Как мило с ее стороны благодарить нас за то, чего мы ей не дали, – пробормотал папа Роберта. – Может, следует поблагодарить ее за проворство?

Мама посмотрела на него с укором. Выяснилось, что их места – прямо за подушечным семейством.

– Во время взлета и посадки подлокотники должны быть опущены, – предупредил Линду отец.

– Да мы с мамой уже срослись попами, – хихикнула Линда.

Роберт глянул в щелку между сиденьями. Как же они опустят подлокотники?!

После встречи с Подушками Роберт все вокруг воспринимал через призму мягкости. Даже острота черт некоторых людей, встреченных тем теплым податливым днем, когда они прилетели в Америку, среди усыпанных флагами тектонических разломов Среднего Манхэттена, казалась ожесточившейся мягкостью обманутых детей, которым родители велели быть готовыми ко всему. Для тех, кто был согласен на утешение, найти еду не составляло труда: тут и там стояли лотки с бубликами и орешками, тележки с мороженым, автоматы с разнообразными вкусняшками. Роберта так и подмывало перенять менталитет этого пасущегося скота – не простого, а индустриализованного, которому ждать еды было не нужно, да и нельзя.

В «Оук-баре» Роберт увидел у сигарного шкафчика целый ряд бледных и губчатых мужчин, похожих на грибы с толстыми ножками защитного цвета. Казалось, они изображают взрослых, у них такая игра. Они хихикали и перешептывались, как нашкодившие дети, которых вот-вот выведут на чистую воду, заставят вытащить подушки из-под рубашек пастельных оттенков и снять резиновые лысины. Глядя на них, Роберт чувствовал себя очень взрослым. За соседним столиком сидела старуха, которая облепила напудренными губами край коктейльного бокала и умело втянула в рот розовую жидкость. Она была похожа на верблюда, прячущего зубные скобки. В черной глянцевой миске на окне Роберт видел отражения входящих и выходящих людей, подъезжающих и отъезжающих желтых такси, больших каретных колес, которые сперва увеличивались, а затем уменьшались до размеров часовых шестеренок и исчезали.

В парке было светло и тепло, всюду платья без рукавов и переброшенные через плечо пиджаки. Роберт чувствовал, что его напряженное внимание путешественника, только что прибывшего на новое место, дополнительно обострено усталостью, а на новизну Нью-Йорка накладывалось смутное ощущение, что он видел это место уже тысячу раз. Если лондонские парки стремились к единению с природой, Центральный парк упорно впаривал развлечения. Каждый дюйм пространства был создан, чтобы дарить удовольствие. Прорезиненные дорожки петляли средь небольших холмиков и низин, мимо зоопарка, катка, тихих местечек, спортивных полей и огромного изобилия детских площадок. Роллеры в наушниках наслаждались частной музыкой. Подростки лазили по невысоким бронзово-серым скалам. Под мостом влажным эхом отдавались змеиные звуки флейты. Когда флейта осталась за спиной, впереди раздалось призывное механическое пиликанье карусели.

– Мама, смотри, карусель! – закричал Томас. – Хочу на карусель! Не могу устоять перед соблазном!

– Ладно, – сказал папа с истерико-упреждающим вздохом.

Роберту велели покататься с Томасом: их усадили на одну лошадку и пристегнули ремнем.

– Это настоящая лошадка? – спросил Томас.

– Да, – ответил Роберт. – Огромный американский мустанг.

– Давай ты будешь Алабалой и скажешь, что это огромный американский мустанг.

Роберт подчинился.

– Нет, Алабала! – Томас погрозил ему пальчиком. – Это не настоящая, а карусельная лошадь!

– Правда? Ну извини, – сказал Роберт, когда карусель начала вертеться.