Патрик Мелроуз. Книга 2

Теперь-то, когда отъезд был неизбежен, Мэри могла предаться ностальгии, но обнаружила, что смотрит на сады и безоблачное небо Лакоста с холодным сердцем. Пора уезжать.

Дома она на минутку вернулась к себе в комнату передохнуть и увидела Патрика, с бокалом вина растянувшегося на кровати.

– Ты сегодня утром была не слишком-то доброжелательна, – заметил он.

– В смысле? Вроде я никому не грубила. Это ты спустил на Шеймуса всех собак.

– Что ж, мой праведный фермопильский гнев уже поутих.

Она присела на край кровати и рассеянно погладила ему руку.

– Помнишь, как в старые добрые времена мы отдыхали днем вместе? – спросил Патрик.

– Томас только что уснул.

– Томас тут ни при чем, ты же знаешь. Мы не бьем копытом в ожидании той прекрасной поры, когда можно будет наконец прыгнуть в койку. Об этом нет и речи. – Патрик прикрыл глаза. – Мы летим по сверкающему белому туннелю…

– Это было вчера, по дороге из аэропорта.

– Пустая кость, из которой высосали весь мозг, вот на что похожи наши отношения, – не унимался Патрик. – И повторить ничего нельзя, сколько ни тверди эту фразу официантке в баре.

– Я себе и этого позволить не могу.

– Поздравляю.

Патрик вдруг умолк, глаза его по-прежнему были закрыты.

Не следует ли ей проявить сочувствие? Сделать мужу успокаивающий минет? Мэри казалось, что все его крики о помощи нарочно поступают в самое неподходящее время – чтобы остаться без ответа. Патрик наверняка придет в ужас, если она полезет к нему с ласками. Или нет? Как это узнать, будучи неспособной на любые сексуальные инициативы? Мэри начисто лишилась интереса к сексу – и вряд ли дело было в интрижке Патрика. Это произошло, когда родился Томас. Мэри невольно дивилась силе произошедших с ней перемен. Они обладали авторитетностью инстинкта: все ее ресурсы были перенаправлены с ослабевшего, истощенного, порченого мужа на восхитительные горизонты, открывавшиеся перед новым человеком. Такая же история произошла с ней и после рождения Роберта, но тогда это длилось всего несколько месяцев. На сей раз ее эротизм полностью переродился в близость с Томасом. Их с Патриком отношения погибли, и без чувства вины и долга на похоронах не обошлось. Мэри опустилась на кровать рядом с мужем, несколько секунд с пустым напряжением смотрела в потолок, потом тоже закрыла глаза. Они лежали рядом и покачивались на поверхности мелкого сна.

– Ах ты господи! – сказала Мэри Роберту, вставая с пола, где она стояла на коленях у раскрытого чемодана. – Я же не отменила приезд бабушки и Салли!

– Должен сказать, это весьма печально, – проговорил Роберт голосом Кеттл.

– Давай проверим, действительно ли это так, – сказала Мэри, садясь рядом и набирая номер мамы.

– Что ж, должна сказать, это весьма печально, – ответила Кеттл на известие дочери.

Та зажала ладонью рот, чтобы не засмеяться в голос.

– Точно в цель, – прошептала она Роберту.

Тот ликующе вскинул кулаки.

– Ты все равно приезжай, – сказала Мэри матери. – Шеймусу с тобой даже веселее, чем нам… А это о многом говорит, – добавила она после долгой паузы.

Салли решила приехать к ним в Лондон и заявила:

– Это даже здорово. Со стороны казалось, что вы сидите в красивой банке, из которой высосали весь воздух. Вылезайте оттуда скорей, пока не взорвались.

– Она за нас рада, – сообщила Мэри сыну.

– Ну надо же, – сказал Роберт. – Пусть она тоже лишится дома – вот мы за нее порадуемся!

Вернувшись из дома престарелых, Патрик молча положил клочок бумаги на крышку чемодана, который Мэри тщетно пыталась закрыть, и сел на стул возле двери. Она взяла бумагу и увидела, что это очередная карандашная записка-призрак от Элинор.

Мое дело здесь сделано. Хочу домой. Найдете для меня дом престарелых в Кенсингтоне?

Она отдала записку Роберту.

– Даже не скажу, от какого предложения я получил больше удовольствия, – сказал Патрик. – Жалких крох ее капитала, не спущенного на шаманские нужды, едва хватит на год жизни в Кенсингтоне. А потом, если ей достанет вульгарности остаться в живых, угадай, кто будет поддерживать ее растительное существование в Королевском боро?

– Мне нравится этот знак вопроса, – сказала Мэри.

– Истинный гений Элинор состоит в том, чтобы мастерски схлестывать наши эмоциональные и моральные порывы. Вновь и вновь она заставляет меня ненавидеть себя за стремление поступать правильно, обращая мою добродетель в лучшее наказание за добродетель.

– Мне кажется, мы должны уберечь ее от этого кошмара. Пусть не знает, что Шеймусу нужны были только ее деньги.

– С чего бы? – спросил Роберт. – Поделом ей!