Патриот

Это был шар, из которого иголками торчали палки с телефонами на конце, камеры, руки и немного голов. Настоящий медиаёж. Я сразу почувствовал полное спокойствие. «Бабочки в животе» улетели. У меня всегда так. Ненавижу ожидание события — митинга или выступления — и ощущаю это противное беспокойство, но, когда событие начинается, всё проходит. Видимо, организм понимает, что беспокоиться больше не о чем — надо работать.

Пришло время моей «любимой» части. Журналистам надо что-то снять или записать. Это их работа, и их за этим прислала редакция. Со мной же в ближайшее время не произойдёт ничего — я просто буду сидеть в кресле.

Никаких комментариев и интервью на борту я давать не собирался. Все главные слова я приберегал для Москвы. Выговоришься сейчас — потом, в действительно важный момент, будет нечего сказать. Опытные политики обладают уникальным навыком повторять одно и то же с таким видом, как будто это откровение, произносимое впервые. Я такого мастерства ещё не достиг, поэтому отшучивался и уговаривал «ежа» разомкнуть свои иголки и пропустить нас к нашим местам.

Ёж не пускал, следуя правилу: «Непрерывно снимай, вдруг он что-нибудь сделает!» А что я мог сделать-то? Сальто? Спеть комические куплеты? Разорвать портрет Путина и съесть его обрывки? Вот это были бы классные кадры. Все медиа мира были бы мной страшно довольны.

Сзади слышался умоляющий голос стюардессы, просившей всех сесть на свои места. Продолжая шутить дурацкие шутки вроде «Странно, почему здесь так много журналистов?» и здороваясь со знакомыми, я решительно наступал на ежа до тех пор, пока он не смилостивился и не пропустил нас к нашим местам.

Легче не стало. Теперь вся эта человеческая масса нависала над нами, снимая, светя фонариками, записывая микрофонами. В глазах у каждого журналиста было написано: «Ну давай! Делай что-нибудь».

Я и сделал. Достал ноутбук, включил «Рика и Морти» и начал смотреть, засунув в уши наушники. Может, это было не очень вежливо, но зато естественно: я всегда так делаю.

Глянул на Юлю, у неё в глазах мольба: «Ты же не бросишь меня одну вот так, уткнувшись в свой мультик?»

Я не люблю такие неловкие моменты с журналистами, а она их просто НЕНАВИДИТ. Отдаю ей один наушник, и она шепчет в освободившееся ухо: «Спасибо».

Потешаюсь над ней внутренне. Она не любит все эти мультики, которые я обожаю, от «Симпсонов» и «Футурамы» до «Рика и Морти», но сейчас будет делать вид, что смотрит их с увлечением.

К усилиям стюардессы по наведению порядка присоединился капитан корабля: он через громкоговоритель призвал всех рассесться по местам, это сработало. Мы полетели. Впервые я радовался турбулентности и загорающимся сигналам «Пристегните ремни» — только в эти моменты над нами не нависал кто-нибудь, повторяя: «Алексей, как вы думаете, вас не арестуют в аэропорту?»

Высокий лысый мужчина был настроен решительнее всех. Он просто встал рядом, приказал своему оператору нацелить на меня камеру и кричал на весь салон: «Алексей, скажите несколько слов для телевидения Израиля!»

Не было слышно ни Рика, ни Морти.

Поняв, что железная воля этого человека преодолеет любые преграды, я придумал шутку: «Я хочу заверить всех в Израиле, что со мной всё будет так же хорошо, как с ситуацией на Ближнем Востоке» — и, повернувшись, уже открыл рот, но в последний момент остановился, напомнив себе важнейшее правило любого политика на планете Земля: никогда ничего не говори об Израиле и ситуации на Ближнем Востоке без особой нужды. Что бы ты ни сказал, все будут очень недовольны. Поэтому сказал я что-то вроде: «Большой привет всем, кто смотрит телевидение Израиля. Всё будет хорошо».

Лысый мужчина просиял и, повернувшись к своей камере, начал растолковывать зрителям мой многозначительный комментарий.

Объявили посадку. Все расселись.

— Уважаемые пассажиры, в связи со сложной погодной обстановкой и большим трафиком службы аэропорта Внуково не могут принять нас прямо сейчас, и нам придётся сделать несколько кругов вокруг аэропорта. Топлива у нас достаточно.

По самолёту пролетел вздох. Это была комбинация из разочарованного «Вот чёрт!» от нормальных пассажиров, радостного «Наконец-то началось что-то интересное» от журналистов и общего «Ну, всё понятно».

— Приношу всем свои извинения! — крикнул я на весь салон. Все засмеялись, и кто-то даже захлопал.

Мне правда было очень неудобно. Через ряд от нас сидела молодая женщина в одном из самых ужасных положений, в которых может оказаться пассажир, — люди с детьми это понимают. На руках она держала спящего младенца, уже довольно большого и тяжёлого, а рядом сидел ребёнок лет семи. Она была одна, с детьми и багажом. Дурацкие правила авиакомпании «Победа» запрещают пассажирам менять места, и женщину эту, несмотря на все её мольбы, не пересадили из журналистской гущи вокруг нас. Она держалась стоически, да ещё и нам постоянно показывала большие пальцы, выражая поддержку.