Патриот

– Это приятно слышать, – сухо сказал Знаев. – Но если мой магазин вам действительно нужен – вы подождёте моего возвращения. Теперь мне пора. У меня тоже сегодня важные встречи. До свидания.

Миллиардер нахмурился.

– Чёрт бы вас побрал, – произнёс он грустно.

Вдруг Знаева кто-то резко толкнул сзади меж лопаток; Знаев обернулся, ожидая увидеть хладнокровного палача Иосифа с пистолетом в умелой руке – но никого не обнаружил.

Зато услышал чей-то тихий голос. Скрипучий, словно ножом по пустой тарелке.

Соглашайся, давай, Серёжа, просто скажи ему «да», он ведь тебя действительно уважает, он читал твою книгу, разве тебе этого мало, он не обманет… Он заплатит, сколько попросишь… Раздашь долги, вздохнёшь свободно, начнёшь новую жизнь, ты пока не старик, изобретёшь что-нибудь новое, интересное… Ты же – парень с фантазией… А у него, в отличие от тебя, вовсе нет фантазии, он умеет только говяжьи хрящи пенсионерам впаривать… Скажи ему «да»… Просто кивни, и произнеси одно слово, и пожми ему руку… Это дело трёх секунд… И – всё, и ты спасён, и ты – выжил… Уцелел… Победил…

– Что с вами? – недовольно спросил Молнин.

– Так, – ответил Знаев и махнул рукой. – Небольшие проблемы со здоровьем. Принимаю психотропные препараты. Голова дурная. Вы, Григорий, кстати, современным искусством не интересуетесь? Абстрактной живописью? Есть хороший художник, через пять лет его работы будут стоить миллионы…

Молнин явно потерял интерес к разговору.

– Что за художник? – вяло поинтересовался он.

– Гера Ворошилова.

– Никогда не слышал, – равнодушно ответил миллиардер. – Позвоните ко мне в офис, вам дадут телефон моего арт-дилера.

– Я пошёл, – сказал Знаев.

Молнин молча кивнул и нажал кнопку. Развернулся в своём кресле и покатил в недра подвала, сверкающие никелированным металлом: словно гном, убегающий в алмазную пещеру от незваного гостя.

16

Бесстрастный Иосиф провёз его в обратном направлении через тот же бледно раскрашенный лабиринт высокобюджетных заборов.

Повернули на шоссе и остановились.

Иосиф покинул водительское кресло, обошёл машину сзади, открыл дверь со стороны Знаева и раздвинул длинные бледные губы в благожелательной улыбке:

– Выйдите, пожалуйста.

Знаев уже расслабился – и теперь на мгновение испытал отвратительный малодушный страх.

Оказывается, ещё ничего не кончилось.

Иосиф улыбался.

Знаев молча вылез.

Мимо пронёсся снежно-белый свадебный лимузин; из полуоткрытых окон долетели упоительные девичьи визги и краткий фрагмент песни «О боже, какой мужчина».

Не произнеся более ни слова и глядя в сторону, Иосиф вернулся за руль, неторопливо развернул машину через две сплошные линии и уехал, оставив Знаева одиноко маячить на просторной лысой обочине.

Это должно было иметь причину; разумеется, миллиардер Молнин приказал вышвырнуть оппонента на пустом шоссе не для того, чтоб наказать за несговорчивость. Не столь мелок был Молнин, чтобы велеть: «А выкинь ты его на дороге, пусть обратно сам едет».

Знаев решил подождать.

Пахло тёплой дорожной пылью. Шум проезжающих мимо автомобилей не заглушал птичьего пения. День обещал быть жарким. День обещал многое. Каждый новый день многое обещает. Жизнь сама по себе и есть обещание.

Таблетки действовали, но эффект был уже не тот; пелена обратилась в дымчатую сепию.

Знаев не простоял и минуты.

Подъехал микроавтобус, скучного серого цвета, однако совсем новый; сдвинулась дверь, и двое угрюмых полицейских в штатском выскочили ловко, натренированно.

Один зашёл сбоку, второй показал удостоверение.

– Прокуратура Москвы.

Знаев испытал кратчайшее чувство резкой обиды, какое бывает, если, например, надуваемый воздушный шарик лопается под самым носом надувающего, награждая его мгновенной резиновой пощёчиной; и вот – бывшего банкира изъяли из сияющего подмосковного утра и повезли в миры не столь благоуханные.

Оперативники были молодые парни, оба вполне годились Знаеву в сыновья, один из двоих – и вовсе мальчишка, румяный и огромный, кровь с молоком, джинсы туго обтягивали его толстые бёдра; Знаев вспомнил опять миллиардера Молнина, его высохшие ноги с торчащими мослами коленей; вздрогнул, отвернулся.

Разговаривать с ними он не хотел, куда везут – не спрашивал. Никакого насилия над собой не боялся. Миллиардер Молнин не станет марать свои хорошо проработанные штангой руки ради какого-то магазина.

Не убьют, не отмудохают, в лесу к дереву наручниками не пристегнут – давно прошли те времена, теперь в наших краях всё делается вежливо.