Патриот

Пока шёл, позвонил Алексу Горохову, подробно всё рассказал. Телефон, скорее всего, прослушивали, но это было уже неважно. Выслушав, опытный Горохов глухо хмыкнул: я так и думал, «Ландыш» будет нагибать тебя через ментов; или отдашь магазин, или сядешь лет на восемь. Не ссы, грубо ответил Знаев, ещё не вечер; ещё повоюем, брат. Кстати, как твой брат? Хуже, ответил Алекс, в больницу буду устраивать, но ты, шеф, лучше сейчас не забивай голову… Дурак ты, сказал Знаев, чем же нам с тобой забивать головы, как не здоровьем наших родных? Тех, кого мы любим? А я его никогда не любил, ответил Алекс. Как брата – любил, по-родственному, а вообще – нет. Разве так бывает? – спросил Знаев. Бывает, ответил Горохов; тебя ждать сегодня?

Обязательно, Алекс. Обязательно. У меня только двое вас осталось. Тех, кто меня всегда ждёт. Ты и моя любимая женщина.

Садовое кольцо скрежетало и стонало железными стонами. Но, едва Знаев, по периферии обогнув Таганскую площадь, свернул в переулок, – пыль и смог пропали, вытесненные ветром с близкой реки, и рёв техники пропал тоже, и отдалённое эхо той, настоящей, ватной московской тишины а-ля Гиляровский прошелестело вдоль строя прижатых друг к другу домов.

Тут же захотелось поесть чего-нибудь густого и жирного и забраться под толстое одеяло с толстой книгой, написанной густо и жирно.

Искомое здание – новодел – состояло из стеклянных стен и вертящихся дверей; гостиница.

С обратной стороны огромного окна долговязый пролетарий в комбинезоне натирал стеклянную плоскость особой шваброй, доводя прозрачность до ненужного, в общем, идеала. За спиной пролетария сверкали никелированные рамы и горбы спортивных снарядов. Несколько женщин с мускулистыми попами энергично стремились в будущее, попирая резину беговых дорожек. «Отель и спортивный зал для богатых, – сообразил Знаев. – Ветерок с близкой реки нынче дорого стоит. Что же делает здесь мой потомок?»

Меж тем труженик в синем комбезе перешагнул через свои пластиковые вёдра и посмотрел изнутри через стекло.

За прозрачной преградой Знаев увидел самого себя во плоти. Как цветную гибкую рыбу внутри аквариума.

Тот, второй Знаев узнал первого, кивнул сдержанно – и вышел; делово обтёр мокрые ладони о синюю грудь. Смотрел сосредоточенно.

Двухметровое дитя, сероглазое, некрасивое, протянуло молча руку-жердину.

Сын, потомок, плоть от плоти.

Он был очень похож.

Упрямо, благородно посаженная голова – от матери. Остальное – от отца: узкие губы, лоб клином, ледащий зад, марлевые брови, длинный нос. Полный набор тусклого русского блондина, то ли нордического, то ли чухонского, а короче сказать – рязанского.

Знаев понимал, что никакая традиционная отцовско-сыновняя коммуникация меж ними в принципе невозможна. Вдруг появившийся папаша проиграл сыну до своего появления. Может быть, через год, встречаясь регулярно, они станут приятелями – но это ничего не изменит. В любой момент сын скажет отцу: «Ты мне не отец» – и внезапный папаша заткнётся в тряпочку.

Это противоречие нельзя было снять.

«Даже больше, – грустно подумал Знаев. – Я не смогу объяснить, что не виноват, что решение приняла его мать. Для сына – мать всегда права. Я не сумею оправдаться никаким способом. Я для него – никто. Чужой человек. Посторонний. Холодный».

– Здравствуй, – сказал он. – Будем знакомы, дружище.

Но он уже ощущал тепло и любопытство, то есть – почти любовь, к этому мальчику, слишком похожему на него самого; и эта грубая, солёная, кроваво дымящаяся ветхозаветная любовь переключила Знаева на верную, как ему показалось, тональность.

– Слушай, – сказал он. – По законам чести я тебе должен. Ты – сын, я отец. Меня не было – теперь я есть. Я окажу тебе любую поддержку. Когда сам станешь отцом – сделаешь то же самое.

Младший Знаев нейтрально пожал плечами.

– Я понял, – сказал равнодушно.

Старший сообразил, что не попал в цель.

– Уволься отсюда нахрен, – продолжил он, надеясь хоть грубым словцом преодолеть отчуждение. – У меня свой магазин… Большой супермаркет… Иди ко мне работать. На склад. Белая зарплата… Премиальные…

«Какие премиальные?! – возопило отцовство внутри него. – О чём ты говоришь?»

– Спасибо, – вежливо ответил потомок. – Но я не могу занимать материально ответственные должности. Я несовершеннолетний. И потом… Если мой отец – мой же начальник, это неинтересно.

– Понимаю, – сказал Знаев, тронутый едва не до слёз; слово «отец» прозвучало обаятельно и легитимно. – Хочешь идти своей дорогой.

Младший кивнул и обернулся, разыскивая взглядом свои вёдра и швабры, оставшиеся внутри аквариума. «Беспокоится, – подумал Знаев, – сейчас менеджер придёт, ругать будет…»

– Чем занимаешься? – спросил он. – Кроме мытья окон?

Знаев-младший коротко поморщился.

– Сижу за учебниками. Школу закончил, сдаю ЕГЭ.

– А куда поступать собрался?

– Университет прикладной математики. В Голландии. Город Утрехт.

– Ах вот как, – пробормотал Знаев-старший. – Утрехт. Понятно. Прикладная математика. Короче, я могу быть спокоен за твоё будущее.

– Будущее можно просчитать.

– Можно, – согласился Знаев. – Ты, небось, это уже сделал.