Патриот. Жестокий роман о национальной идее

Гера укладывал содержимое ящиков стола в две большие картонные коробки. Он почти закончил, остался последний, нижний ящик. Он дернул его на себя, стал доставать папки, какие-то журналы. Все без разбору кидал в коробку, стоящую рядом. Вдруг маленькая фотография, та самая, которую он когда-то вытащил из бумажника, фотография Насти, упала на пол возле коробки. Настя смотрела с нее, чуть наклонив голову и опустив глаза. Он поднял фотографию, встал с четверенек и сел в кресло. Долго смотрел на маленькую Настину копию, застывшую на прямоугольнике фотобумаги. Встал, подошел к окну. Во дворике яичного особнячка цвели вишни, посаженные неизвестно кем, и их белые цветы были похожи на стертую ластиком обыденность. Никакой черной земли внизу, зеленой травы, проросшей сквозь слой неубранных прошлогодних листьев. Все только белое, чистое, как тот гренландский снег… «Может быть, пришло время начать все сначала, отбелив прошлое? Ведь мне это под силу». Герман еще раз поднес к глазам фотографию, потом вытянул руку и поглядел, как смотрится Настя на фоне белых вишневых цветов. Видимо, вишни ее не испортили, потому что Гера подошел к телефону и набрал номер своего нового шефа:

— Товарищ генерал.

— Я!

— Дайте отпуск на три дня. Хочу кое в чем убедиться. Мне нужно съездить тут…

— Куда, если не секрет?

— Я не знаю адреса, только город. Там еще башня с часами и половина «Юксона» живет.

— А к кому тебе в Лондоне? Хотя я догадываюсь… Поезжай, конечно, какой тут разговор может быть.

— Да. А вы не могли бы мне помочь?

— Чем именно?

— Я не знаю адреса ее нового… друга. Или кто он там уже?

— Да о чем ты говоришь? Я перезвоню.

…Гера прилетел в Хитроу под вечер. Было около шести, когда он сел в такси и попросил отвезти себя в район Грин-Хилл. Место оказалось городской окраиной, настоящим спальным районом, застроенным невысокими домами. На улице, название которой было написано на листке в руке Геры, было всего четыре трехэтажных дома. Подойдя к первому, он увидел рядом со входом табличку с именами жильцов. Принялся читать, пока не дошел до фамилии Квишем. Артур Квишем, тот самый корреспондент из Би-би-си, который был давно и до какого-то времени безответно влюблен в Настю.

Они познакомились в Москве. Он приезжал в редакцию «Профиля», и сейчас, конечно, уже не важно зачем. Между ними ничего не было: Настя не давала повода даже для легкого флирта, однако англичанин был человеком терпеливым. Он пережил и ее встречу с Герой, и ее замужество, и рождение ребенка. Он всегда находился где-то рядом, не дальше телефонного звонка. Зачем Настя поддерживала эти отношения, пусть даже и на уровне «Привет, как дела? Извини, у меня интервью», она и сама не могла бы толком ответить тогда. Возможно, это было простым совпадением, а быть может, ее интуицией: она никогда не задавалась этим вопросом. Одно известно точно: на третий день после помпезного ухода Геры Настя приехала в родную редакцию, вернее, бывшую родную редакцию. В «Профиле» поменялась власть, и с подачи Рогачева журнал возглавил человек до такой степени специфический, что со старым коллективом он не сработался, да и коллектив его не принял. В общем, Настя осталась без работы. Без мужа и без работы. Не слишком приятный дуализм, правда? Но так уж повелось, что темная полоса и та имеет свои границы, и ее окончание в Настину жизнь пришло вместе с Артуром. Нет, вначале она его не любила, конечно, но легла с ним в постель из желания вновь почувствовать себя женщиной. Не одинокой, брошенной мужем, которого увела какая-то наплевавшая на чужую семью дрянь, а желанной и милой. Говорят, что ночная кукушка дневную перекукует, и английская кукушка Квишем долго и красочно рассказывал Насте о работе в Би-би-си, а однажды намекнул, что мог бы замолвить за нее словечко в штаб-квартире компании в Лондоне. Настя любила свою работу, была ей предана, и времени на раздумье она потратила самую малость. Рогачев помог с выездными документами, родители Насти, сильно переживающие ее разрыв с мужем, были рады новой возможности, открывающейся перед дочерью, и скрепя сердце отпустили ее вместе с внуком.

Гера позвонил, ему ответили…

Они сидели в каком-то пабе на соседней Рассел-Роад. Настя не захотела приглашать его в квартиру.

— Я хочу видеть своего сына. — Гера смотрел на нее и курил четвертую сигарету подряд.

— А зачем тебе? Он еще совсем маленький, он не помнит тебя и может испугаться. Ты с таким же успехом можешь пойти посмотреть на игрушечных младенцев в магазине.

— Ну, зачем ты так… Я правда очень хочу его видеть.

Она постучала пальцами по столешнице. Быстро-быстро, словно играла на пианино. Нервничала.

— Скажи, зачем ты приехал?

— За тобой. За вами. Поедем домой?

— Нет.

— Настя, я ошибся, понимаешь? Я просто ошибся! Ну, кто?! Кто не ошибается?! Нет больше в моей жизни той женщины, она… Она умерла.

— Умерла? Вот как? Так ты вдовец?

— Настя, прекрати. Ты сама на себя не похожа. Что с тобой произошло? Ты так изменилась…