Патриот. Жестокий роман о национальной идее

Поблагодарив деловую девушку еще раз, Гера быстро привел себя в порядок и, спустившись вниз, через секунду стал одной из маленьких людских щепок, которых несет между каменных многоэтажных берегов великая асфальтовая река, имя которой — Бродвей. Гера прошел вверх до входа в Центральный парк, затем перешел на другую сторону и спустился вниз до самого конца Бродвея. Побродил по знаменитой Уолл-стрит, вспомнил свой любимый одноименный фильм о плохо кончившем жулике в исполнении Чарли Шина. Именно после этого фильма маленький тогда еще Гера решил во что бы то ни стало превратиться в такого же лощеного клерка-пройдоху и при этом не попасться. Прислонившись к стене, он поглядел на здание биржи, той самой, где и работал персонаж Шина, и подумал: «Тебе, чувак, повезло меньше, чем мне. Не в том месте ты родился, видимо». Усмехнулся и собирался уже поймать такси, как вдруг с удивлением увидел стоящую на коленях молодую нищенку, державшую в руке кусочек картона с надписью «Я беременна и не хочу убивать своего малыша лишь потому, что мне нечем его кормить». Гера был отцом и знал, что был плохим отцом. Чувство сострадания, которое столь редко посещало это холодное сердце, шевельнулось в Гере, он извлек из кармана двадцатку, подошел к нищенке и кинул бумажку ей в ноги со словами «Будь повезучей». Хотел идти дальше, но нищенка, оказавшаяся молодой светловолосой девушкой, подняла лицо, и Гера невольно отшатнулся, так сильно была похожа эта девушка на Настю. Он отскочил от места, где стояла нищенка, и быстрыми шагами, не оборачиваясь, вернулся на Бродвей и поднял руку:

— Эй, такси!

— Хай. Куда вам, мистер?

— Брайтон-Бич, русский сектор.

— О’кей…

Таксист не очень-то хорошо знал это место и, накрутив верных тридцать баксов сверху, остановил машину возле вывески «Мебельная база «У причала». Гера прочел нагловатому водиле лекцию о его сомнительной профессиональной пригодности, чаевых не оставил и, тихо матерясь, вышел на тротуар. Водила укатил, радуясь, что так хорошо «нагрел» простофилю, а Гера остался один посреди улицы, сплошь по обе стороны застроенной какими-то приземистыми хозяйственными домиками, и, не зная, куда ему идти, зашел внутрь этой «мебельной базы». Среди диванов, горок и комодов он отыскал девушку по имени Татьяна, во всяком случае, так было написано на ее бедже, и спросил ее, как попасть на Брайтон. Девушка, несмотря на свое нежное пушкинское имя, по-русски говорить не умела и рассказала, что нужно идти еще квартала два, а там…

— Там попадете словно в дом родной, — закончила она объяснять и ненатурально улыбнулась.

Почему-то не говорящая по-русски Татьяна рассердила Геру. «Какого хрена, — шел и думал он, — называть детей именем Татьяна и при этом даже не постараться на-учить эту Татьяну говорить на ее родном языке?»

Гера дошел до края большого сквера, от которого наверх поднималась недлинная лестница с оббитыми краями ступенек. Навстречу Гере по лестнице спускался старик, похожий на артиста Прокоповича, и тащил на себе велосипед. На американца старик был совершенно не похож, и Гера обратился к нему на родном языке, спросил, далеко ли до Брайтона.

— Да вон он, — старик показал рукой туда, где кончалась лестница, — этот гребаный Брайтон. А вы что, молодой человек, только приехали?

— Ну да… — растерянно ответил Гера.

— Бегите вы с этого Брайтона — это мой вам совет. — Старик наконец спустил свой велосипед и теперь стоял возле Геры. — Ничего, кроме декораций и призраков, вы тут не найдете. Самое жалкое место на земле — вот что такое наш Брайтон.

— Да я не насовсем, — успокоил Гера раздухарившегося старичка, — я так… посмотреть просто зашел. Интересно.

— А вы откуда? — Старик жадно вытянул свою сморщенную желтую шею и стал похож на большую клювастую птицу.

— Из Москвы, — просто ответил Гера и вдруг почувствовал, что от этого слова, которое он произносил миллионы раз и никогда не ощущал ничего, ему вдруг стало как-то сладко во рту.

— Из Москвы-ы-ы-ы, — эхом повторил старик, — вот оно что… Ну и как там, в Москве?

— По-разному, — с улыбкой ответил Гера, — жизнь кипит. А у вас тут как?

— А-а-а, — старик с тоскливым видом поморщился и махнул рукой, — поднимитесь по лестнице, молодой человек, и вы сами все увидите.

Он, кряхтя, влез на свой велосипед и укатил не попрощавшись. Гера проводил его взглядом и, поднявшись по лестнице, вышел на сколоченную из досок широкую набережную, после которой начиналась песчаная прибрежная полоса, более известная как Брайтон-Бич.