Патриоты

Арнольд расплылся в широкой улыбке; он откровенно наслаждался словами Исава.

— Был! — настойчиво повторил он. — До пятнадцати лет я был трусом, и ненавидел себя за это. Вечно изощрялся в глупых трюках — пытался доказать самому себе, что я храбр. — Арнольд снова вперил свой взгляд в потолок и принялся вспоминать: — Однажды я прыгнул на вращающиеся лопасти водяного колеса. О, как я цеплялся за свою драгоценную жизнь, когда меня, перепуганного до смерти, затянуло под воду, протащило под колесом, а затем подняло наверх. — Он сделал паузу, дожидаясь, пока в памяти всплывут другие образы. — А еще я, пытаясь произвести впечатление на мальчишек и девчонок, с разбегу перепрыгивал через груженые телеги на центральной улице. Да!.. — Прежде чем продолжить свой рассказ, он выпрямился и глянул на Исава. — Как-то раз в День благодарения[35] весь Норвич собрался на печеные бобы. Так вот, мы с дружками стащили где-то около порта бочонки с дегтем. Пока все наслаждались обедом, мы подожгли деготь на вершине горы Бин. Отличное было зрелище! — Арнольд засмеялся. — Но, само собой, констебль смотрел на это иначе. Он полез на гору. Ребята сбежали, а я остался отражать нападение: размахивал курткой, будто саблей, безостановочно молол всякую чушь, что-то напыщенно выкрикивал! Словом, вел себя как сумасшедший.

Исав рассмеялся.

— Вы убежали?

— Нет, меня в конце концов обуздали. Впрочем, у меня не было ни единого шанса. Констебль весил фунтов триста, не меньше! Все, что от него требовалось, — навалиться на меня сверху!

И они вновь расхохотались. Надо сказать, что Исаву его собственный смех казался странным. Истории полковника заставили его вспомнить о проделках Джейкоба. Как раз за подобное ребячество Исав презирал брата более всего, а вот хулиганские выходки Арнольда почему-то пробуждали в нем теплое чувство.

Повисла небольшая пауза; полковник закрыл глаза — он отдыхал.

Когда раненый заговорил, стало ясно, что он пролистнул в памяти несколько страниц своей жизни.

— Вы женаты, Морган?

— Нет, сэр, и никогда не был.

Брови Арнольда взлетели вверх.

— Не интересуетесь этим?

— Да, нет, интересуюсь, — вздохнул молодой человек. — Просто женщина, которую я люблю, недосягаема.

Во взгляде Арнольда промелькнул острый интерес.

— Она замужем?

— За моим братом.

— Ну и дела! — полковник зашелся в таком громком смехе, что в палату вбежали испуганные монахини (они ухаживали за больными). Полковник Арнольд успокоил встревоженных женщин, а затем, приглушив голос, задумчиво произнес:

— Вот почему брат глядел на вас волком, — а потом прибавил: — Давайте, Морган, выкладывайте вашу историю.

И Исав рассказал, как ловко у него увели прекрасную Мерси; сознался и в том, что бездетность Джейкоба и Мерси он принимал за знак Божьего неодобрения их брака. При этом он умолчал о сделанном Мерси предложении бежать с ним в Англию, не упомянул и о ее беременности.

Выслушав Исава, Арнольд закинул руки за голову и изрек философским тоном:

— Отношения с женщинами всегда не просты, верно?

— А вы женаты, сэр?

— Был. Я вдовец. Она скончалась год назад, в июне, пока я находился на озере Чамплин с генералом Шуйлером. Ей было тридцать. Умерла по неизвестной причине. Ее звали Пегги.

— Мне очень жаль, сэр.

Полковник вновь мысленно вернулся в прошлое. Пока память оживляла видимые только ему сцены, его взгляд перебегал с предмета на предмет. Наконец он заговорил:

— Она была дочерью старшего шерифа округа Нью-Хэвен. Всегда беспокоилась о моей компании. Слишком беспокоилась… Небольшой спад в делах — и ей казалось, что предприятие на краю гибели.

— Чем вы занимались?

— Держал аптеку. На Чепел-стрит можно было прочесть вывеску: «Б. Арнольд аптекарь, продавец книг и многого другого. Из Лондона. Sibi Totique».

— Для себя и для всех, — перевел Исав.

— Я всегда гордился этим девизом, — улыбнулся Арнольд. — Мой магазин в Нью-Хэвене был единственным в своем роде. Лечебные травы и медицинские препараты, косметика из Лондона, ожерелья, серьги, пуговицы, картины, офорты, канцелярские принадлежности, бумажная драпировка для комнат и даже медицинские книги и хирургические инструменты. У меня было несколько судов, и я регулярно ходил в плавание. — Затем он снова вернулся к Пегги. — Уезжал я надолго, даже до нашей женитьбы. Писал письма на каждой почтовой станции. А вот она редко отвечала мне тем же. Помню, как умолял ее черкнуть хотя бы строчку. Однажды на Барбадосе я задержал корабль на два дня — думал дождаться от нее письма. Мысль провести два месяца в море, не получив от нее весточки, казалась непереносимой. — Арнольд закрыл глаза и тяжело вздохнул. — Когда ждать уже было нельзя, мы подняли паруса. И правильно сделали: Пегги письма не посылала.