Патриций

…человек знатного происхождения, выдающейся физической силы и воинственного духа был варваром более по национальности, нежели по свойствам ума…

Веллей Патеркул. Римская история

Разбудив старика привратника, Рысь выскочил из усадьбы и опрометью бросился к лугу – ведь именно с той стороны и доносилась песня. Кажется… Нет, вот опять!

За рекою за быстрою
Леса стоят дремучие…

И скрип! Так скрипят колеса…

Да, судя по звукам, сюда явно приближалась повозка, которая вот-вот должна была показаться из-за рощицы. Рысь на всякий случай спрятался за кустами дрока – кто знает, как его воспримут ночные путники? Интересно, кто это? Местные крестьяне? Торговцы? Ни тем ни другим вовсе не надобно ездить ночью, тем более столь ненастной, когда сквозь разрывы черных облаков лишь иногда показываются звезды. Накрапывал дождик, так, еле-еле… вот перестал… снова усилился. Порыв ветра швырнул в лицо Юния холодные капли. Скрип колес приближался, вот только песню больше не пели. Ага – за деревьями вдруг возникло мерцающее оранжево-желтое зарево: кто-то шел впереди повозки, освещая путь факелом. Проводник? Что же – это не местные? Или просто не хотят лишних проблем, когда колесо попадет в какую-нибудь яму.

– Свети получше, Алагис, – крикнул возница, и Рысь наконец увидел выкатившуюся из леса повозку – обычную крестьянскую телегу с сооруженной на ней клеткой из крепких кольев. В клетке кто-то был.

Юний вытянул шею, силясь рассмотреть пленника. Один из шедших по бокам телеги воинов – да-да, повозка охранялась, – вооруженный коротким копьем и скрамасаксом, зажег еще один факел. Вспыхнувшее яркое пламя выхватило из темноты возницу – круглолицего вислоусого толстяка в плаще с капюшоном. Рядом с ним сидел крепкий чернобородый мужчина с жестоким скуластым лицом и пронзительным взглядом темных, глубоко запавших глаз, в которых отражался свет зажженного факела. А за ними, в клетке – Юний наконец разглядел, – обняв руками голые плечи, сидела девушка. Голова ее была низко опущена, пышные волосы падали на худую спину с кровавыми следами плети. Несмотря на промозглый ночной холод, пленница была полностью раздетой, на руках и ногах ее Рысь, присмотревшись, заметил синяки, а на запястьях… на запястьях поблескивали браслеты… Ха! Какие браслеты? Цепи! Девчонку сковали! Вот уроды, мало им клетки… Интересно, в чем она провинилась? Может быть, колдовала или украла что-нибудь? Если так, то ее искренне жаль – вполне могут отрубить руку, а то и голову.

– Не мало ли мы взяли с собой воинов, славный Фредегар? – повернулся к соседу возница.

– Не переживай, Эвдальд, – ухмыльнулся тот. – Вряд ли кто осмелится освободить ее. Хозяин поработал хорошо, постарался – ославил на совесть.

Человек с жестоким лицом засмеялся. Хохотнул и толстяк, но тем не менее опасливо оглянулся на шагавших позади воинов. Их было около десятка, с копьями и секирами, а кое-кто и с круглыми щитами, на которых был нарисован клыкастый вепрь.

– И все же я бы радовался лишь только тогда, когда впереди покажутся родные стены! – осторожно заметил возница.

– Они скоро покажутся! – громко заверил Фредегар.

О чем они говорили еще, Рысь не расслышал, но хорошенько запомнил имена. Повозка выехала на середину луга, и преследовать ее дальше сделалось весьма проблематичным, учитывая горящие факелы в руках вооруженных воинов. Да и нужно ли было? Из подслушанного разговора Юний не смог догадаться, куда везут пленницу, но хорошо понял – зачем. Конечно же, чтобы принести в жертву богам на тризне по всем павшим в схватке с коварными алеманами. Песню, понятно, она и пела. Наверное, девочка из венетов. Интересно было бы с ней поговорить. Тризна, скорее всего, будет завтра ночью, а может, и дня через три, как принято у римлян. Впрочем, кто их знает, этих местных германцев? Ну, по крайней мере, один-то день у Юния для разговора с пленницей был – осталось только выяснить, где именно будут поминки и похороны. Вероятно, в дубовой роще, на холме, что обрывом спускался к реке – именно эта роща, как упоминал когда-то Виниций, считалась у херусков Гретарка священной.

Свет факелов быстро удалялся, и вот уже только маленькие искорки маячили вдали. Судя по направлению, отряд двигался в деревню.

Вернувшись на виллу, Юний в задумчивости повалился на ложе, слушая, как хлещет вода с крыши. Кто же эта пленница? Неужели колдунья? Тогда ее точно казнят, сожгут или утопят. Впрочем, какая разница? Что за дело преуспевающему – нет, скажем так – намеренному преуспевать – молодому юристу до какой-то сельской колдуньи или воровки? Колдунов надо топить, а ворам и убийцам – отрубать руки и головы, чтоб неповадно было творить зло; с этим уж не поспоришь. Вот только почему-то жаль было девушку, больно уж несчастной и беззащитной та выглядела. Да еще и песню хорошую пела. Если это правда она… Да как не она? Толстый возница, что ли?