Они поспешили домой. Мысли Кабира быстро вернулись к игровому залу, где он сегодня сражался с нацистами в России. Перед ним мелькали картины из игры: долгая и холодная зима, снег, превращающийся в лед, он прячется за колонной, бросает гранату, смог дымовой завесой укрывает его от вражеских пуль. Тут он обо что-то споткнулся и оказался на земле, два мира слились воедино в боли, что пронзила его от ног до самого черепа.
Пластиковые солнцезащитные очки с черной оправой и желтыми дужками, аккуратно заправленные за ворот свитера, хрустнули под ним. Все еще лежа, он приподнял грудь повыше, чтобы проверить, не сломаны ли они. Всего несколько царапин. Завтра он наденет их снова, неважно – будет солнце или нет, потому что благодаря им он чувствовал себя модником, когда шел в игровой зал. Но ведь он не собирался больше приходить в зал, правда?
Хадифа ждала, пока он встанет, наблюдая, как смог стирает фонари и дома, чувствуя неожиданный прилив нежности. Кабир все-таки просто ребенок, живущий в мире взрослых. А это тяжело, даже для нее.
– Ты в порядке? – спросила она.
Он показал большой палец.
– Как думаешь, Амми заставит нас переехать? – спросил Кабир, когда встал. – В другую басти? Потому что здесь индусы, – он сделал паузу, – охотятся на нас?
– Полиция забрала мусульман, которых хотела, – сказала Хадифа. – Индусы должны быть счастливы. Они оставят нас в покое.
Она надеялась, что это правда. Она никогда не встречала мусульман, которых арестовали, и была этому рада.
Хадифа не хотела уезжать из басти. Здесь были все ее подруги, которые, когда родители уходили на работу, звонили ей и понарошку устраивали хайфай-вечеринки, одалживали ей одежду и украшения и сплетничали о скандальных любовных связях, которые взрослые считали своим секретом. Именно эти девочки научили ее пришивать пайетки на присланные оптом со склада блузки и приберегать несколько штук для себя, чтобы платки заблестели.
Мысли о том, чтобы все это оставить, быть насильно выданной замуж, снова привели ее на грань истерики; ей хотелось закричать, разорвать красные стеклянные браслеты на запястьях, биться руками в стены. Но что-то помешало ей взорваться. Может, Амми и Аббу все же правы: она была ответственным ребенком.
Кабир ждал, что его сестра что-то добавит, но она этого не сделала. Хотел бы он не быть таким разочарованием для нее. Он решил, что отныне будет проводить время только в каком-нибудь хорошем и полезном месте, например, в спортзале на Призрачном Базаре, чьи плакаты обещали превратить ягнят во львов. Кабир представил, как его грудь становится широкой и мускулистой, как у героя индусского фильма. Он вообразил, как его тяжелые шаги эхом разносятся по этим переулкам, как лавочники, на которых он работал, дрожат, когда он проходит мимо. Тяжелые шаги показались реальными: он обернулся и увидел нечто похожее на громоздкий силуэт, завернутый в черное покрывало – но как он мог быть уверен, что этот силуэт реален? Его разум все еще был наполовину в 1942 году.
Хадифа посмотрела на брата и по остекленевшему взгляду поняла, что он снова размечтался.
– В этой басти не бывает секретов, – сказала Хадифа. – Аббу скоро узнает, сколько денег ты украл у него и потратил на видеоигры. Он выгонит тебя. Тебе придется жить на улицах и нюхать клей, чтобы заснуть в холодные ночи.
И тут она заметила какое-то движение. Блеск золотой монеты в темноте. Она посмотрела на Кабира и поняла, что он тоже это видел. Они должны быть дома. Они слышали про детей, которых похитили.
Краем глаза она увидела вспышку серебристой иглы, трепетание квадратного кусочка ткани, который пах чем-то сладким так сильно, что запах прорезал дымный воздух и достиг ее носа. Она услышала звон браслетов не на своих запястьях. Пакет молока в руке был влажным и скользким.
– Если тебе страшно, можешь позвать Рани-с-Перекрестка, – сказал Кабир, видя, что сестра дрожит. – Она защищает девушек.
– Индуистские призраки не будут с нами возиться, – сказала Хадифа, хватая его за руку и пускаясь бегом. – И как же ты? Кто защитит тебя?
Три
Эта история спасет твою жизнь
Мы думаем, джинны перебрались в этот дворец в те времена, когда умерли последние из наших королей, чьи сердца были разбиты коварными победами белых людей, которые заявили, что теперь они наши правители. Никто не знает, откуда пришли эти джинны: послал ли их Аллах-Та’ала, или они были призваны жаром молитв истинно верующих. Они здесь уже так долго, что, должно быть, видели, как разрушаются стены этого дворца, колонны зарастают мхом и лианами, а питоны ползут по потрескавшимся камням, как сны, ускользающие со светом зари. Каждый год они чувствовали в деревьях франжипани в саду дрожь ветра, срывающего цветы, ароматные, как флаконы с аттаром.