Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях

Ясный, спокойный, хрустящий, ультрамариновый вечер может обернуться бурной ночью: как поднимется ветер, как затянет небесный свод снежными облаками. Облака эти как старое одеяло – пепельно-рыжее от вездесущего электрического света, видно, где-то с гигантской брешью, из которой всю ночь и весь день будет сыпаться невесомый пух, откладывая наступление весны на неопределённый срок. И уже следующим вечером, возможно, всё вновь обернётся оттепелью, от которой содержимое одеяла потечёт под ноги горожанам, заставляя их чертыхаться, злобно поглядывая на небо, в ожидании долгожданного тёплого солнца.

Только нужда может выгнать человека в феврале на улицу. Вечерами мы встречались и бесцельно бродили от подъезда к подъезду – с тем поболтать, с этим постоять. В один из таких вечеров мы с Саней и Родей зашли к Рыжему, подъезд которого славился на весь район как самый злачный. На шестнадцати этажах: с десяток отпетых нариков (конечно же, включая Лёху); добрая половина жильцов – алкаши; парочка девок, в свои двадцать уже водивших детей в детский сад; старая, известная на всё ранчо проститутка, прикалывающая к редким, выжженным добела волосам шиньон на два тона темнее. Пока оставшиеся в меньшинстве благонадёжные граждане спокойно спали в своих квартирах, весь этот сброд жил своей ночной, копошащейся по лестничной клетке жизнью.

Открываешь тяжёлую металлическую дверь, и в нос бьёт отвратительная вонь: мусор, моча, алкоголь – всё смешалось и вывалилось на тебя, чуть ли не сбив с ног. Несколько шагов – и лесенка, ведущая к лифтам. Справа от лесенки – батарея, под которой порой спал местный бомж. Под этой же лесенкой – прокисшая молочка для бездомных котов. Рыжему «повезло» больше всех – он жил на первом этаже. Поднимаешься по этой лесенке к лифту, взгляд направо – и сразу засаленная деревянная дверь без замка. За ней четыре квартиры: их с тёткой – две с новыми, красивыми дверями (ну точно вход в банковское хранилище! В одной они живут, другую сдают паре приличных молодых людей «славянской наружности» – как написала в объявлении тётка Рыжего), а две других – со старыми, ещё советскими деревянными дверьми. За одной живёт семья алкашей, за другой – квартира, которую сдают да пересдают всем подряд.

Мы поднялись на площадку между четвёртым и пятым этажами, где Рыжий зависал со своими феновыми торчками. Крайне живописное местечко. На стенах, выкрашенных мятной краской, не было и живого места от чёрного маркера; тускло мигали белые лампы, делая пространство ещё более неприглядным и холодным; ступеньки бетонной лестницы и мусоропровод заплёваны так, что страшно не то что садиться, а даже случайно прикоснуться к чему-нибудь (кажется, тут можно ненароком и трипперок подцепить); подоконник окна на уровне ног испещрён коричневыми ожогами от тлеющих сигарет (лепящий непременно сидит на кортах). Подъездный душок по мере возрастания этажей ослабел, и на площадке пованивало разве что изысканным миксом кошачьих и человеческих испражнений. Впрочем, всё это не мешало нам хорошо проводить время.

– Это чё у тебя? – я озадаченно кивнул на его футболку, виднеющуюся под расстёгнутой толстовкой. Несложный жёлтый принт на чёрном фоне, который я смог разглядеть, только когда тот подошёл ближе.

– Косово Je Србиjа, – Рыжий гордо поднял указательный палец вверх. Надпись старославянскими буквами красовалась под контуром республики Косово.

Я тогда очень удивился, никак не ожидал увидеть нечто подобное на ком-то из пацанов. И уж тем более на Лёхе.

– Откуда у тебя эта футболка? – спросил я.

– Пацаны из Сербии подогнали. Гоняли туда на товарищеский матч.

– И что ты думаешь на эту тему?

– Да чё тут думать, брат, Косово – это Сербия. А сербы – наши братья. Поэтому я её ношу. Из-за сраных америкосов погибла куча людей. А, прости, ты же америкос! – и он заржал (пацаны всё стебали меня на эту тему при каждом удобном случае).

– Но люди Косова хотели независимости!

– О-о-о, чувак, – он махнул на меня рукой, – тебе там, за бугром, конкретно промыли мозги. Кто хотел? Сраные албанцы? Они грёбаные мусульмане, перемочившие кучу мирного населения. Знаешь, за что я больше всего не люблю американцев? За то, что они поддерживают мусульман, когда им это выгодно, а потом в мире случается пи**ец. Причём не у них же! В натуре долба**бы! – и он снова заржал.