Пациент

«Джо» надолго уставился на меня. Моя осведомленность оказалась тем достижением, которого он явно не ожидал. Потом он встал, повернулся ко мне и широко раскинул руки, которые вылезли из рукавов. И тут в запястьях этих раскинутых и выставленных на мое обозрение рук стали сами собой открываться мокрые красные раны – кожа раздавалась медленно, словно по волшебству. Но заструилась из них не кровь – это была масса копошащихся, извивающихся, прожорливых личинок. Его улыбка стала еще шире и все продолжала расширяться, пока щеки не прорвались и не превратились в какую-то окровавленную дыру вроде ротового отверстия пиявки. Под ногами у него начала скапливаться мерзкая, ядовито-желтая лужа с какими-то алыми прожилками, плавающими в самой ее гуще. Ноги и торс на глазах вытягивались, пока он башней не навис надо мной, таращась сверху вниз со злобным кошмарным весельем.

Когда Тварь, которая называла себя «Джо», опять открыла свою пасть, с обнажившихся десен закапала кровь, и она расхохоталась тем самым хлюпающим, гнилым, больше похожим на отрывистое сопение смехом из моих ночных кошмаров.

– Паркер… детка моя, – протянула Тварь искаженной, омерзительной пародией на голос моей матери. – Помоги мне!

На миг меня парализовал страх. Окажись я послабее, не посмотри собственными глазами на тот маленький череп и тонкие кости в стене и не знай того, что узнал днем ранее, то таким бы и остался. Выбежал бы из палаты, что-то неразборчиво бормоча, только чтобы самому вскоре оказаться привязанным к каталке. Но годы, обремененные тяжким грузом вины и подогретые тихо кипящим праведным гневом, сделали свое дело, и я знал в тот миг, что бояться твари – значит дать ей то, чего она больше всего хочет. А я не смог бы, никогда не стал бы оказывать ей такого благодеяния. Мой страх превратился в раскаленную добела ярость, и я плюнул прямо в безобразную, злобно ухмыляющуюся рожу Твари, называющей себя «Джо».

– Хрен тебе! Ты разговариваешь, как моя мама, потому что уверен: я слишком испуган, чтобы дать тебе отпор! Точно так же, как ты знал, что если изобразишь из себя какого-то здоровенного жука, то наверняка напугаешь настоящего Джо!

Ответа не последовало – лишь еще больше крови выплеснулось из исковерканного рта Твари. И все же казалось, будто она хочет что-то мне сообщить. Мне понадобились все мои силы, чтобы не отпрянуть, когда она наклонилась ко мне так близко, так что я уловил ее зловонное дыхание – движение, за которым вроде не должна была последовать попытка напасть. Тварь вытянула одну из своих паучьих лап и ткнула ею точно в тот карман, в который я спрятал диктофон. А потом, опять разразившись все тем же булькающим смехом, насмешливо погрозила мне пальцем. Намек был совершенно прозрачным: «Это не принесет тебе ничего хорошего».

По моей спине опять пробежали ледяные мурашки. На это я тоже не обратил внимания, но далось мне это нелегко.

– Что ты такое? Мне нужно знать!

Тварь словно бы задумчиво пожевала челюстями, и на сей раз ее хлюпающий искаженный голос все-таки ухитрился образовать слова.

– А сам-то… как… думаешь?

Это была ловушка. Она хотела, чтобы я дал ей другую роль – сам бы назвал то, во что теперь превратиться.

– По-моему, ты просто пушистый маленький зайка, – пропищал я глумливо. – Пожалуй, буду звать тебя Пусик.

Тварь опять разразилась жутким хриплым смехом.

– Ты… ведь… и сам…

На сей раз она примолкла на подольше. С подбородка у нее капала кровь.

– …в это… не веришь.

Я бросил на нее гневный взгляд.

– Может, и нет, но я не собираюсь скормить тебе новую роль! Я знаю, как ты устроен. Но я все-таки скажу тебе, что знаю. Я знаю, что ты убил Джо. Ты убил его и занял его место.

Тварь ничего не ответила. Несколько секунд никак не реагировала вообще. А потом, с очередным булькающим сквозь кровь смешком, подергала головой вверх-вниз, словно согласно кивая. Я с трудом подавил дрожь.

– Зачем? – вопросил я, скорее машинально, чем действительно желая знать ответ.

Тварь молчала – похоже, серьезно обдумывая мой вопрос. А когда открыла пасть, чтобы заговорить опять, я едва не задохнулся от налетевшей на меня вони.

– Ни у чего… вроде… меня… нет ни единого… шанса… стать…

– Стать человеком? – закончил я еле слышным, прерывающимся от невольного страха шепотом. Тварь опять погрозила мне пальцем, с преувеличенной укоризной покачивая башкой.

– Стать… добычей, – закончила она, сделав особое ударение на последнем слове.

Я ощутил дурноту, но изо всех сил заставил себя воспринимать ситуацию со всей возможной отстраненностью. Тварь дразнила меня, но, по крайней мере, была со мной честной.

– Но зачем же торчать здесь? Все эти годы ты мог бы провести на свободе. Ты мог бы мучить людей, не сидя под замком. Зачем так надолго здесь застревать?