– Да, мне очень интересно, что произошло во время твоей вчерашней поездки, – произнесла доктор Г. с явной натянутостью в голосе. – Но для начала тебе надо знать… Вчера вечером, похоже, в одной из палат на втором этаже лопнула водопроводная труба, и водой затопило расположенный рядом распределительный электрощит. Хотя странно: этот щит – центральный, жизненно важное звено системы, и вроде не должен быть уязвим для всяких мелочей вроде плохой погоды или подобных аварий… Электрик смог добраться до него и починить, но в районе полутора-двух часов вся больница оставалась без света. И в это время, в темноте, кто-то пробрался в больницу и отпер дверь палаты одного из пациентов – палаты Джо, я должна уточнить, – равно как и двери в его отделение с закрытым режимом.
– Отпер? Кто-то его выпустил? – едва не выкрикнул я. – Вы задержали этого человека? А
Выражение лица доктора Г. немного переменилось, словно в тот момент для нее все уладилось.
– Да, кто-то выпустил. Нет, мы не знаем, кто это сделал. К несчастью, при аварии отключились и камеры наблюдения. И нет, мы не сумели его задержать. Джо сбежал.
30 апреля 2008 г.
Сознаю, что предыдущий пост оказался самым коротким. Напечатав последние слова – «Джо сбежал», я отодвинул клавиатуру и был вынужден ненадолго прерваться. Кое-какие моменты из случившегося в тот день до сих пор преследуют меня, и делиться ими особенно тяжело. Я даже не был уверен, что вообще стану это делать, особенно в свете последовавших оценок – как вижу, многие из вас громогласно воспринимают мой последний пост строго негативно, – но все-таки думаю, что мне нужно быть с вами максимально откровенным, невзирая на то, чему вы сами предпочитаете верить. Да, теперь вы в курсе, в чем соль этой таинственной истории, но последовавшие за ней события не менее показательны.
После побега Джо полиция допрашивала меня – в качестве подозреваемого, естественно. Записи с камер наблюдения показывали, что предыдущим вечером, около шести, я целых двадцать минут пробыл в его палате, а Хэнк, тот самый санитар, которому доктор Г. поручила приглядывать за мной, слышал, как я там о чем-то с ним спорю на повышенных тонах. Хэнк даже заглянул в окошко на двери палаты, но увиденное убедило его в отсутствии риска того, что мы нанесем друг другу какие-то повреждения, из чего я делаю вывод, что трансформация Джо прошла для него незамеченной. Вдобавок имелись свидетельские показания доктора П., что я «предположительно» пытался помочь Джо сбежать днем ранее. Но Джослин подтвердила мое алиби, заверив, что в ту ночь мы легли спать вместе, и, как я позже выяснил, доктор Г. тоже дала показания в мою пользу, объяснив, что мои действия во время предыдущей попытки «побега» являлись изучением пациента с ее ведома. В итоге из числа подозреваемых я был исключен. Больничный персонал, в первую очередь санитары Марвин и Хэнк, не столь охотно поверил в мою невиновность, но голова у меня была слишком занята другими вещами, чтобы уделять особое внимание бросаемым на меня косым взглядам.
Ирония ситуации заключалась в том, что, по мнению полиции, кто-то задался целью как-то навредить Джо. В больнице всегда было принято извещать власти, если кто-то из пациентов, пусть даже госпитализированный на добровольной основе, ударяется в бега. Полицейские считали, что Джо выпустили из чисто хулиганских побуждений – чтобы разыграть его, или чего похуже. Джо не состоял на учете в полиции, как преступник или правонарушитель, и, согласно полученным ими сведениям, не представлял собой никакой опасности для окружающих. Многие в больнице могли недолюбливать Джо и держаться от него подальше, но большинство врачей и младшего медперсонала проработали здесь не столь уж долго, чтобы знать о нападениях, совершенных им в детском возрасте. Те же медработники и пациенты, до которых все-таки доходили про него всякие слухи – вроде того, что люди вокруг него начинают сходить с ума, – не подавали голоса из опасений быть высмеянными. Полиция до сих пор ищет просто взрослого мужчину, которого считает психически больным и нуждающимся в медицинском уходе.
Если б они знали…