Пациент особой клиники

Тогда Тиллю пришло в голову, что для доказательства того, что он не является Патриком Винтером, ему достаточно потребовать проведения теста ДНК. В этом случае рано или поздно они поверят его заверениям.

Или нет?

Внезапно в ход его рассуждений вклинилась еще одна страшная мысль, от которой он даже вскочил:

«А вдруг заговор проник и в клинику? Вдруг здесь тоже есть сообщники преступников?»

Устрашившись такой вероятности, Тилль принялся рассуждать дальше:

«А вдруг истоки заговора кроются в самой «Каменной клинике»? А что, если истинный кукловод и организатор этого заговора находится среди персонала «Каменки» и имеет возможность оказывать влияние на процедуру доставки, размещение больных в палатах, выбирать варианты их лечения и определять контакты с другими пациентами?»

Таким человеком, без сомнения, мог быть Касов. И именно его фамилия немедленно всплыла в сознании Беркхоффа. Ведь этот врач с самого начала угрожал ему и оказывал на него психологическое, а также физическое давление. Он открыто признался в своей ненависти к Тиллю и позаботился о том, чтобы его поместили в одной палате с психопатом в первую же ночь, которую Беркхоффу удалось пережить лишь чудом.

Вконец ослабев от подобных предположений, крутившихся в его голове, которые, похоже, никуда не вели, Тилль, держа в трясущихся руках дневник убийцы, в изнеможении сел обратно на крышку унитаза.

«Ты становишься параноиком», – поставил он сам себе диагноз.

Немного придя в себя, Беркхофф вновь раскрыл дневник и, чтобы отвлечься от собственных безумных мыслей, прочитал последний абзац, который написал для него Трамниц:

«В этом месте, к сожалению, я должен признать, что был по отношению к тебе, Тилль, отец Макса, не совсем честен. Разумеется, все озвученные мною вопросы правильные. Но при помощи одного только размышления ты никогда не придешь к верным ответам. Это ужасно, я знаю, но и ты пойми, что мне невозможно стать другим. Однако не вешай носа. Наша сделка все еще в силе: если ты вытащишь меня отсюда, то узнаешь правду. Я приведу тебя к Максу, правда, без гарантии, что он еще жив. Так что поторопись. Меня должны перевести отсюда сегодня в девятнадцать тридцать. Жду тебя за десять минут до этого у себя, чтобы мы могли в спокойной обстановке обсудить все детали».

Глава 57

Тилль оторвал взгляд от швов между напольными плитками в ванной комнате и чисто машинально поглядел на запястье, на котором, естественно, никаких наручных часов не было. Их отобрали у него еще по прибытии, и он понятия не имел, который час.

Как бы то ни было, воспользоваться сумасшедшим приглашением Трамница он не мог. Ведь ему больше не разрешалось свободно передвигаться по лазарету, да и время, возможно, уже давно истекло. И тут его взгляд упал на постскриптум:

«P. S. Ах, и еще кое-что. Чуть было не забыл про мелочь, которая свидетельствует о том, как откровенно мы разговаривали с Максом и как сильно он мне, в конце концов, стал доверять. Кодовое слово звучит так: «кубик льда».

Тилль еще не до конца осознал важность прочитанного, как его напугал странный шорох, раздавшийся возле двери. Он был едва уловимым, не громче звука перелистываемых страниц, и если бы Беркхофф в этот момент не затаил дыхание, то услышал бы его слишком поздно.

Замок в двери, точнее, округлая дверная ручка, с помощью которой можно было на время запереться в ванной, повернулась. Снаружи не составляло труда открыть ее гаечным ключом или монетой.

Движение было медленным, а сама хорошо смазанная задвижка отходила в сторону практически бесшумно. Складывалось впечатление, что некто ни при каких обстоятельствах не желал быть обнаруженным раньше времени. Поэтому Тилль оказался перед довольно сложным решением – стоило ли ему встать и произвести таким образом больше шума, чем нападающий. А в том, что это был нападающий, сомнений не оставалось. Кто еще стал бы пытаться проникнуть к нему незаметно? Или продолжать сидеть, дожидаясь, пока дверь откроется и образуется щель, рискуя при этом дать своему потенциальному противнику преимущество. Вот только кто мог оказаться этим противником?

Тилль сделал самое простое, что можно было придумать в такой ситуации, хотя в первую и самую страшную секунду это не пришло ему в голову: возможно, размышления, порожденные записями в дневнике Трамница, замедлили остроту его логического мышления. Он повел себя так, как будто бы ничего не заметил.

Не выпуская задвижку из виду, Беркхофф нажал на слив, поскольку в бачке еще сохранялся запас воды, а затем приблизился к двери, которая, как он только что заметил, открывалась наружу.

«Конечно, наружу, а как иначе? Просто раньше я не обращал на это внимания», – подумал Тилль.

Это обстоятельство исключало возможность каким-то образом забаррикадировать дверь, но зато давала другой шанс – рывка вперед. Причем в прямом смысле этого слова.