Паучий престол I (СИ)

- Опять твои выебоны, Шу! – возмутился Инудзука, в ответ на что получил лишь очередное пожатие плечами и умиротворенное выражение на лице аловолосого. Ещё одна, своего рода, загадка, которая для Саске пока что так и осталась даже без намека на ответ: почему Шу? Конечно, прозвище могло привязаться к человеку вне зависимости от его имени, фамилии, рода деятельности и прочего, будучи связанным да хоть с каким-то коряво брошенным словом, которое въелось в память и прицепилось к носителю, но брюнет чувствовал, что с кем-кем, а с этими тремя ничего не может быть просто и обыденно. К тому же, “Шу” Собаку называли очень редко, и это прозвище звучало, скорее, как оскорбление, нежели, как удобное сокращение.

- Я тоже не хочу, - фыркнул Наруто, последовав примеру своего друга и тоже вытянувшись на пледе, причем так, что его макушка чуть-чуть, но все-таки не касалась бедра Саске. – Да и за шашлыком надо кому-то присматривать, - брюнет, уже в который раз за день, замер и, не дыша, покосился на светловолосую голову у своих ног.

Он был против. Он не хотел садиться рядом с Намикадзе, уж лучше возле Собачника, но не подле этого парня, от одного осознания близости которого обострялись все его ощущения. Но Собаку и Инудзука, словно сговорившись, уселись рядом, а Наруто был настолько невозмутим, что было бы постыдно и трусливо артачиться, упираться и придумывать какие-то нелепые отговорки, тем более что плед был большим, и расстояние между ними было приличным и неопасным. Вот именно, было. Теперь же достаточно опустить руку чуть ниже и можно с легкостью коснуться этих золотистых волос, зарыться в них пальцами, сжать у корней и потянуть на себя, вынудив запрокинуть голову и посмотреть в ответ полными лукавого блеска глазами цвета индиго… Саске фыркнул: кажется, он повторялся, потому что подобное желание у него уже возникало, вот только… вот только возникало-то оно только относительно Намикадзе Наруто и никого более.

- Халтурщик, - фыркнул Киба, и Саске снова напрягся, поскольку теперь азартный прищур был направлен прямо на него, сидящего едва ли не на самом краешке пледа, ещё и руки на коленях сложив – словно провинившийся ребёнок перед строгим родителем. А большой золотистый кот урчал у его ног какую-то песенку, и Саске был готов поклясться, что его глаза цвета индиго все-таки лукаво поблескивают из-под густых светлых ресниц.

- Ну, я… – нужно было придумать убедительную причину, иначе Собачник не отцепится, из-за азарта и, скорее всего, скуки, потому что противопоставить Намикадзе и Собаку ему нечего, а на него, Саске, Киба попытается найти управу, упираясь в собственное понимание понятия «гарадской». – Я сменные плавки не взял, - тоже пожал плечами, мол, не было даже и речи о том, что кто-то собирался плескаться в водоеме. – А с мокрой задницей, знаешь ли, как-то не охота сидеть на земле, как и с голой, - конечно же, его аргументы были безупречны, Саске в этом не сомневался, пусть и опустился до чисто деревенского обоснуя, который, впрочем, был более понятен Собачнику, нежели изложение причинно-следственных связей. Ведь, и правда, кому захочется провести несколько часов в мокрых трусах на свежем воздухе, в тени, да ещё и сидя практически на земле? Никому, по крайней мере, здравому, а о том, чтобы щеголять без белья и речи не шло – это было вульгарно, по мнению Саске.

- Неженка, - подстрекая, протянул Киба, а Саске в ответ снова пожал плечами, не ведясь на подначку. Ему было достаточно и Намикадзе с его провокациями, намеренными или же нет – с этим ещё предстояло разобраться, чуть позже, когда близость блондина не будет кружить его мысли в вихре неопределенности, так что Инудзука совсем не ярко маячил со своими поддевками на горизонте, безуспешно пытаясь вызвать в нем неуместные эмоции.

- Ну, и хрен с вами, - в сердцах сплюнул шатен, начиная раздеваться. Конечно же, Саске предполагал, что, как говорят, башни у Собачника нет или же её присутствие – всего лишь досадное недоразумение или условность, но предполагать и убеждаться в этом своими глазами – совершенно разные вещи.

Снятые кеды и носки – это так, сущий пустяк. Даже отброшенная в сторону “американка” и майка-борцовка не вынудили дрогнуть ни единый его мускул, разве что брови слегка приподнялись в откровенно-насмешливом жесте, ибо не могло же быть так, чтобы человек был настолько прямолинейным и беспардонным, но, похоже, Инудзука Киба был именно таким, без каких-либо угрызений совести стягивая джинсы вместе с бельем, оставляя их на пледе мятой кучкой и величественно представая перед ним во всем своем неглиже.