Самоварова долго глядела на имя и цифры, застывшие на экране, затем ткнула дрожащим пальцем в кнопку вызова.
Ей не ответили.
Выждав несколько бесконечно долгих минут, снова набрала номер — ответом были все те же длинные гудки.
Намывая лопату под струей гаражного шланга, Инфанта почувствовала резкую, острую боль в пояснице. За всю свою жизнь она не трудилась столько физически, как в последние два дня.
Хронические боли в шее и под лопатками, когда сидела за швейной машинкой в путяге, не шли ни в какое сравнение с тем, что сейчас испытывало ее нестерпимо ноющее тело.
Кости и череп она прикопала глубоко под яблоней, посаженной псом по весне.
Тщательно вытерев тряпкой вымытую лопату, вернула ее на место — на стену гаража, где, в аккуратном порядке, висели на крючках садовые инструменты.
Затем вернулась в дом и налила себе коньяка.
Присев со стаканом возле яблони, вдруг вспомнила давно забытую песню о яблоньке, которую девчонки, вечером разлегшись по койкам, любили петь в детдоме.
Поцеловав ствол подмерзшего голого деревца, Инфанта тихо запричитала:
— А ведь ты единственный, кто любил меня… кто чувствовал меня, как никто другой… кто слышал меня… кто предан был до гроба… кто не потерпел соперника… Немая любовь — самая верная… Прощай, мой друг! Пусть звезды над этой яблоней горят так же ярко, как твоя любовь…
Утерев рукавом найденной в подвале детской беличьей шубки жидкие, но честные слезы, Инфанта вернулась в дом.
Машинально включила телевизор в гостиной, которым никогда не пользовалась.
Она знала, что Жаруа в ее отсутствие любил смотреть здесь детективные сериалы.
Пощелкав по каналам, остановилась на выпуске новостей.
Брюнетка-ведущая с зализанными в хвост волосами докладывала обстановку в стране.
Картинки, сопровождаемые ее бодрыми комментариями, быстро сменялись на экране: велосипедисты на заезде, школьники в гостях у ветеранов, какой-то мордатый представитель власти, выехавший в регион. Последним сюжетом была коротенькая история молодой пары. Молодые люди познакомились по переписке. Парень, не жалея сил на сбор средств, вылечил девушку от какой-то болезни, и… бинго! Теперь они наконец соединились и, не мешкая, закрепили отношения узами законного брака.
Девчонка, улыбающаяся с экрана, была типичной представительницей русской глубинки — безвкусно одетая, полноватая, щекастая, выкрашенная в дурной блонд. Парень же был явно с историей — высокий и худощавый, похожий на недавно откинувшегося, начитавшегося в неволе книжек и вставшего на путь исправления зэка.
— Идиоты! — загоготала Инфанта. — Вы будете постить свои слащавые морды, справлять Петра и Февронию, потом эта дура залетит, а ты, кретин, начнешь по вечерам жрать водку, давя в себе брезгливость к запаху детской рыготы и бесконечных домашних борщей! Но вы будете, стиснув зубы, растить ваше усыпанное аллергией чадо и постить его фотки на четырехколесном велосипеде или с букетом чахлых астр первого сентября!
Пара на экране обнялась и улыбнулась в наведенную на них камеру.
— Ради чего все это?! Вы же прекрасно можете слышать друг друга! — задыхалась от смеха Инфанта. — Но вы не хотите слышать! Ведь проще катиться по отработанной схеме, так?! Вы начинаете ненавидеть друг друга в лучшем случае уже через полгода! Выучиваете дежурные фразы, прикрывая ими отсутствие чувств! Хотя нет… Чувств у вас много: раздражение, брезгливость, разочарование… Какой чудовищный самообман — думать, что можешь быть частью кого-то… что можешь быть не один…
Протупив еще с полчаса перед телевизором, Инфанта, вспомнив о Пете и о твари, нехотя встала и, едва передвигая гудевшие ноги, поднялась в спальню.
Прежде чем вытащить сим-карту и батарейку из основного телефона, написала Пете:
«Все отменяется. И встреча ордена, и приемы, и Вислаков. Я уезжаю. Надолго».
Затем взяла в руки второй мобильный.
Перезванивать твари, конечно, не стала.
Тварь должна пройти этот квест до конца.
Доехав до ближайшего к поселку супермаркета, Инфанта взяла две бутылки коньяка и для разнообразия — еще две бутылки виски.
И целую груду мороженого.
Уже на кассе вытащила из тележки куриное филе и бросила в нее несколько плиток шоколада.
Все, что ей сейчас было нужно, это притуплять боль алкоголем, вредно есть и много спать.
И ждать.
Ждать, как она чувствовала, оставалось недолго.
При выходе из магазина был аптечный ларек с зеленым крестом.
Помявшись, она развернулась и подошла к ларьку.
Весь оставшийся день провела на диване в гостиной.
Попивая коньяк, заедала его мороженым и бесконечно щелкала по каналам, пытаясь сосредоточиться хотя бы на одной передаче.
К вечеру, выдернув ее из алкогольной дремы, раздался звонок от Дани.
Прежде чем ответить Инфанта с удивлением наблюдала, как на экране требовательно высвечивается «Даня».
— Назвал же дурындой! — глядя на буквы, хихикала она. — Дурында слово хорошее… доброе…
Убрав звук телевизора, Инфанта приложила палец к бегунку экрана и откашлялась:
— Алло! — бодро ответила она.
— Не отвлекаю? — ей показалось, его голос звучал немного виновато.
— Пока нет.
— Чем занимаешься?
— Жду одного человека.