Он развернулся и подошел к столу. Щелчком пальцев выбил из пачки и прикурил очередную сигарету. Варвара Сергеевна разглядывала его немодный, устаревшего фасона пиджак. В такие вот серые, сидящие мешковато независимо от фигуры пиджаки когда-то были упакованы почти все руководящие мужи советских времен.
— Я пришла потому, что ты меня позвал. Что хотела, могла рассказать и по телефону.
— А что ты хотела рассказать? — полковник напряженным взглядом вперился в ее лицо.
— Тебе правда интересно? — Самоварова с трудом подавляла в себе желание прикрикнуть на него, чтобы наконец прекратить, как сказал бы Олег, эту непонятку.
— Да, мне очень интересно! — чужим, металлическим голосом ответил Никитин. Протопав по кабинету, он тяжело осел в кресло напротив.
— Может быть, лучше ты, Сережа, расскажешь, что у тебя произошло. — Она изо всех пыталась говорить дружелюбно.
— У моей жены диагностировали онкологию! — разрезав словами воздух, без вступлений бухнул он.
Варвара Сергеевна почувствовала, как задрожали, а затем сжались в кулаки ее пальцы, и горло сдавил спазм.
— Сочувствую… — выдавила она.
А что она могла сказать?
Эту женщину, такую далекую и близкую, она по определению любить не могла. Она даже не была с ней знакома. Но шутка ли сказать — сорок лет она знала о ее существовании, ловила на одежде своего любовника запахи ее дома… Как-то в отчаянии она испачкала помадой его рубашку и даже несколько раз звонила на домашний — чтобы садистки молчать в алекающую встревоженным женским голосом трубку… Но искренне жалела ее погибшую болонку, делилась с ней через ее мужа телефонами репетиторов для их дочери, а однажды, засидевшись с Сережей в отделе допоздна, даже ела ее суп, про который Никитин в обед забыл… Так много, оказывается, было вместе пережито за эти бесконечные годы!
Она ее уважала — за то, что заботилась о человеке, которого долгие годы они обе любили. Эта женщина ей часто мешала быть счастливой в каком-то конкретном дне, потому что у нее вдруг приезжала из Саратова мать или ее довели до истерики на работе, и верный муж, резко изменив планы, спешил домой. Она говорила с ней по ночам… Когда-то наивная Варя, может, и рассчитывала, что «законная» отступит сама, вдруг найдет себе кого-то менее занятого… Но все это было так давно… Законная выстояла и осталась с ним… И она, Варя, тоже осталась, но по другую сторону. Годы сами подкорректировали их роли — одна недавно стала бабушкой, вторая осталась просто подругой.
Но, видит Бог, Варвара Сергеевна никогда не желала ей зла!
— Так о чем ты хотела поговорить? — после затяжной, зависшей в кабинете черной тучей паузы, снова спросил полковник.
— Уже ни о чем. Это не важно.
— Угу… Значит, сначала ты заваливаешь меня сообщениями, а когда у меня появляется время, и я готов с тобой поговорить, это уже перестало быть важным? — гремел из тучи металлический голос Никитина.
— Мои проблемы пустяковые по сравнению с тем, что ты мне сейчас сказал.
Не придумав ничего лучшего, Варвара Сергеевна встала и направилась к двери.
— Погоди! Я охотно выслушать все твои проблемы! — издевательским тоном закричал ей в спину Никитин.
Дверь открылась, едва не ударив Самоварову. На пороге стояла секретарша с подносом.
— Ой, простите! — Поднос в руках секретарши покачнулся. — На всякий случай положила для вас сливки, — виновато добавила она.
— Спасибо, поставьте на стол! — нетерпеливо приказал Никитин.
— Сядь, выпей кофе, — немного смягчил голос полковник, когда секретарша, прикрыв за собой обиженно всхлипнувшую дверь, вышла. — Зря я, что ли, аппарат покупал?
Помешкав, Варвара Сергеевна присела на краешек кресла.
— В городе есть одна женщина, — сухо сказала она. — Ходят слухи, она помогает в самых сложных случаях. Онкология входит в их число.
— Погоди-ка… Значит, ты знала? Кто-то успел насплетничать или ты как, через свои сны увидела? И пришла сказать, у кого мне следует лечить жену? — Его тон снова зазвучал издевательски.
— Нет! — Варвара Сергеевна едва себя сдерживала, чтобы не расплакаться от обиды. — Я хотела, чтобы эта женщина посмотрела мою дочь. Она не может забеременеть.
— Забеременеть?! — полковник нехорошо рассмеялся.
Он встал с кресла и подошел вплотную к Варваре Сергеевне. В его близоруких, серы, х с набрякшими под ними возрастными мешками глазах, читалось вовсе не желание над ней поиздеваться, в них была настоящая боль…
— Пойдем-ка со мной! — схватил он Самоварову за руку.
— Это еще куда?! — Ее нервы были на пределе, и она резко выдернула руку.
— В наше все! В наш коллективный разум! И в наш маразм!
Никитин ткнул пальцем в компьютер на рабочем столе.
«Я никому не позволю проникнуть в мое позитивное мироощущение и манипулировать мною», — проснувшись, Инфанта вертела в голове придуманную для ордена фразу. А если быть точнее — бессовестно сворованную где-то в Сети.
Взрослые люди, какими бы циничными и ушлыми они ни казались, внутри остаются испуганными детьми, готовыми поверить во что угодно, лишь бы ощутить себя избранными.
Сегодня Даня должен был монтировать детскую передачу на эфирном телевидении.