Паутина долга

— После сегодняшней беседы ни за что не усомнюсь в твоих талантах рушить отношения. Признавайся: сильно обидел?

— Не знаю. Но она даже не попрощалась. И не отругала.

— Значит, сильно, — заключил дознаватель. — Иначе свела бы обиду к ссоре, а потом к счастливому примирению… Ладно, поищу. Но что, все-таки, произошло?

Я уныло нарисовал пальцем круг в пыли, осевшей на стол.

— Она увидела поцелуй.

Раздавшийся над моей головой смешок в любое другое время был бы воспринят оскорблением, но сейчас всего лишь заставил сморщиться.

— Не мог потерпеть до свадьбы?

— Об удовольствии речи не было.

— А зачем ты тогда целовался?

— Я не целовался. Меня целовали.

— Еще лучше! А ты покорно стоял, разинув рот?

Вообще-то, так и было. Разорвать хватку гаккара в тогдашнем состоянии (да и в лучшем из состояний) я бы не смог при всем желании, а раздвоенный язык, щекотавший горло, недвусмысленно предупреждал: не дергайся.

— Неважно.

— Ох… — Блондин встал и направился к двери. — Ладно, дядюшка Кайрен попробует вернуть мир и покой в стены этого дома. Сегодня не обещаю: надо поспрашивать уличных зевак, но если она не покинула город, найду.

— Спасибо.

— «Спасибом» сыт не будешь! — Справедливо возмутился дознаватель. — Плату скинешь?

— На следующие три месяца после уже оплаченных. Если, конечно, ты задержишься в Келлосе.

— Теперь непременно постараюсь! — Подмигнул он с порога.

Так. Поручения розданы, остается ждать их выполнения: все равно, мне не под силу отыскать в большом городе следы одной-единственной девушки. Адреса других означенных лиц можно было бы раздобыть, но Кайрен сделает это быстрее и надежнее. Собственно, ему и напрягаться не придется: имя убитого и прочие сведения о незадачливом игроке находятся в отчетах дела, проходившего по Плечу дознания, и все, что необходимо, только копнуть ворох бумажных листов… Впрочем, у меня ведь тоже есть поручение, выданное самому себе. Нужно разобраться в причинах исчезновения скорпа без предупреждений и объяснений. Кто сможет пролить свет на загадочную историю? Только ее непосредственный участник. Вернее, участница. Одна из ядовитых сестричек. Значит, отправляюсь в «Перевал». Но сначала…

— Хис, иди сюда. Пожалуйста.

Цокот по полу. Жаль, что собаки не умеют втягивать когти, подобно кошкам: после нескольких ювек пребывания в доме нового обитателя придется класть еще один слой лака на паркет.

Звука разбега или отталкивания не слышно, но пес одним прыжком оказывается на столе. И правильно, нагибаться мне трудновато, а так смотрим друг другу в глаза и можем поговорить, как серьезные лю… Просто серьезно.

— Извини, — достаю из варежки и кладу на стол комок слипшегося песка. — Я испортил часть твоего тела.

Хис принюхивается (или делает вид), потом поднимает голову, ожидая продолжения. Оправданий? Я бы с радостью, но в чем оправдываться? В том, что не хотел умирать? В том, что собирался ради собственного спокойствия убивать? А я не раскаиваюсь, стало быть, просить прощения за все остальное, кроме капель крови, попавших на песчинки, не буду.

Иначе действовать не мог. В ремесле что главное? Управление. Передача намерений мастера, мысленных и телесных, инструменту, находящемуся в руках. Если цепочка разорвана, как бы ни старался, хорошего результата не получишь. А то и вообще никакого: что толку лелеять в голове грандиозные планы и быть неспособным перенести их хотя бы на бумагу посредством пера и чернил? Поэтому я и не взял с собой Хиса, удовольствовавшись горсточкой песка, несущей в себе душу Зверя. Мне нужен был инструмент, понимающий меня не с полслова или полвзгляда, а еще задолго до превращения мыслей в какую-либо форму. Пес не смог бы действовать согласно моим указаниям. Да и не стал бы: попросту уничтожил бы всех присутствующих, едва почуяв угрозу для меня. Не спорю, на крайний случай сошло бы, но… Слишком уж я люблю те крохи самостоятельности, что остались в моем распоряжении.

Вьер была права лишь отчасти: грех на душе никому не приносит пользы. Но моя нерешительность была только кажущейся. Пришлось бы убивать, убил бы. Без сомнений и колебаний. Значит, на что-то все же надеялся, а надежда бывает вреднее, чем трусость: когда медлишь, боясь последствий, в минуту опасности побеждает забота о собственном благополучии, а когда до самого последнего момента ждешь, что противник одумается, можешь пропустить смертельный удар. Впрочем, я бы не пропустил. Я был больше готов к схватке, чем к примирению. И если честно, мне совсем не хотелось отступать после того, как… Стихия послушно исполнила мою волю.