Руслан отвел глаза.
Осталось что-то еще, о чем он не захотел говорить? Или просто стыдился своего малодушия? Хотя его понять можно: не очень-то хочется видеть девчонку, сказавшую после секса «пошел вон». А тут еще и сам не в лучшей форме – наверняка хлебнул из той же бутылки, раз заснул на полу. Вроде все логично. И все же… В стройную картину вмешались сомнения: а если все-таки это он? Сначала ударил, а потом в сердцах столкнул с лестницы. И забыл. Фишман говорил, что человек обычно не помнит, что вытворял под воздействием препарата.
Хотя… Пойти в Белый зал, найти осколок стекла, обернуть его тканью, сообразив, что нельзя брать руками, вернуться… Слишком рассудочное поведение для одурманенного наркотиком. Влепить пощечину? Да, наверное, мог. Но сразу, как только услышал обидные слова. Тем более что девушку душили и пытались изнасиловать потом, примерно через час. Руслан к этому времени уже спал. Да и зачем ему ее насиловать?
Но кто тогда остается? Лапушкина? Маврин? Серебряков? Кто из них?
Этот вопрос Брагин задавал себе целый день, однако картина не складывалась.
Перед сном он даже взял четыре листа бумаги, сверху на каждом написал одну из четырех фамилий, разделил каждый лист пополам, озаглавив колонки «+» и «-», и принялся записывать доводы за и против. Но вскоре понял, что шансы оказаться убийцей у всех четверых одинаковы. Пока одинаковы.
Значит, нужно копать глубже и ширше, мысленно пожурил он себя, засыпая.
Когда телефон взорвался трелью, Брагин не сразу сообразил, что за окном глубокая ночь. Взволнованный женский голос в трубке показался незнакомым. Лишь когда она повторила свое имя дважды, он понял: звонила Арина.
– Вадим Маврин только что пытался покончить с собой, наглотался снотворного.
– Кто вам сказал? – Брагину казалось, что он все еще видит сон.
– Никто. Я сейчас у них дома, собираюсь везти Вадима в больницу. Я реаниматолог. Его отец едет с нами, по-моему, он считает, что это произошло по вашей вине.
От сна не осталось следа.
– Какая больница? – быстро спросил Брагин, вскакивая с дивана.
Арина назвала адрес.
– Скоро буду, это почти рядом со мной.
Брагин засуетился, собираясь. Не глядя, схватил джинсы, какую-то футболку, плеснул холодной водой на лицо. Мимоходом брошенный в зеркало взгляд отразил всклокоченный вид. Все-таки надо было побриться, подумал он, сбегая по лестнице.
Потом он метался в приемном покое, стучась в запертые двери и дергая и без того задерганную медсестру, оформлявшую больных.
Арину он не узнал. Сообразил, лишь когда она сама в ярко-голубой форме сотрудников «скорой» направилась к нему. Выглядела она уставшей, в уголках глаз пролегли гусиные лапки ранних морщин. А днем они не заметны, совсем некстати пришла в голову мысль.
– Мы уезжаем, сделали все, что могли, – голос Арины звучал глухо, бесцветно.
– Как он?
– Думаю, обойдется. – Улыбка получилась вымученной. – Мы быстро приехали, отец вовремя заметил. Вот он, – кивнула она на мужчину, который что-то яростно втолковывал местному эскулапу. – Только подходить к нему не советую – взрывоопасно.
Брагин взглянул в конец коридора, куда показала Арина. Все та же багровая физиономия с мясистым носом, те же начальственные интонации с угрозами, только вместо дорогого костюма теперь на Маврине-старшем красовались рубашка поло и трикотажные брюки.
– А мать?
– Как бы это помягче… – Арина невесело усмехнулась. – Мать не в лучшем виде, хотя для жизни ничего угрожающего. Ее бы хорошему наркологу показать, женский алкоголизм – штука коварная.
Она замолчала, прислушиваясь к доносившимся из коридора воплям Маврина-старшего.
– Я вас засужу! Я это так не оставлю! Я до министра здравоохранения дойду! – рычал он на замотанного врача в несвежем халате с фонендоскопом на шее.
Врач не пытался ни возражать, ни прятать гримасу брезгливости, давал проораться папаше, понимая, что поддерживать этот диалог не стоит.
– Через час найдите лечащего врача, раньше не стоит, – тихо посоветовал Арина.
– Может, кофе?
Арина с сомнением взглянула на кофейный аппарат в небольшом холле приемного покоя и неуверенно кивнула.
С двумя бумажными стаканчиками эспрессо они вышли на воздух. Над головой светилась вывеска приемного покоя, возле открытой дверцы желтого реанимобиля лениво курил водитель, на сиденье, положив голову на врачебный чемодан, дремала фельдшер. Вдалеке, за громадой больничного корпуса, мерцал огнями ночной город; громко звякая, проехал запоздалый трамвай; где-то взвыл кот, и ему тут же ответил другой.
Хотя ночь была теплой (к вечеру распогодилось и от утренней хмари не осталось следа), Арина куталась в рабочую жилетку, и Брагину хотелось обнять ее, согреть и защитить от всех невзгод. Он был благодарен, что она не спрашивала о ходе следствия, не выпытывала о шансах брата. Они молчали, и Брагин давно не чувствовал себя так умиротворенно.
Идиллию прервал звонок мобильного: Арину ждал следующий пациент.