Паутина прошлого

– Я же должен был видеть вас в школе, почему я вас не помню? – Артем вопросительно взглянул на подполковника, но тот лишь кивнул на папку:

– Могли и разминуться, тем более если тебя не допрашивали. Но ты читай, читай, потом поговорим.

Артем и читал.

Краснея и стыдясь оттого, что не в силах справиться с любопытством, он вчитывался в тайны своих одноклассников: конфликт Вадима Маврина с отцом, кража денег, ревность Лапушкиной, приближенный и отвергнутый Зайцев. Но записи почему-то заканчивались на середине расследования. Протокол опознания Олега Серебрякова каким-то Пяткиным оказался последним документом в папке. Вернее, последней была сложенная вдвое страница блокнота, на которой Брагин аккуратным почерком вывел одно слово: «Проверить». Видимо, подполковник считал показания Пяткина важными, раз отчеркнул напоминание двумя жирными линиями. Или сомневался в их правдивости? Но почему же ничего не предпринял? Или все-таки что-то сделал? Тогда почему нет ни рапорта, ни доклада, вообще ничего?

– А где продолжение? – спросил Артем.

Брагин очнулся от глубокой задумчивости; казалось, мыслями он был далеко в прошлом.

– Дальше расследованием занимались другие люди. Меня отстранили, – сухо произнес он и тяжело поднялся.

Сейчас ему можно было дать гораздо больше его пятидесяти. Наверное, так выглядит человек, когда давно забытое прошлое настигает спустя годы, подумал Артем.

– Почему отстранили?

– По разным причинам. – Брагин говорил нехотя, будто через силу. – Когда все вокруг хотят, чтобы дело как можно быстрее передали в суд, когда никому не нужно, чтобы копали глубоко, когда существует негласный консенсус, кого назначить виновным, дело у несговорчивого следователя забирают. А здесь еще и личные обстоятельства свою роль сыграли.

Говорить о личном он явно не хотел. Артем не стал настаивать, хотя было очень интересно. Из короткого объяснения он понял, что Брагина сослали в Ростов на полтора года, а когда он вернулся, дело давно лежало в архиве.

– Но потом можно же было?..

– Что «можно»? – огрызнулся подполковник. – Заново открыть дело? Для этого нужны «вновь открывшиеся обстоятельства», а их не было. Расследовать в частном порядке? Если ты на службе, это невозможно. Копия дела, которую ты читаешь, – даже она насквозь незаконна. И вообще, нужно было другими делами заниматься и заново доказывать свою профпригодность.

– Мне показалось, вы не верили в виновность Серебрякова.

– Не верил, но нашелся свидетель.

– Но вы же сомневались в его показаниях, даже себе памятку оставили. Вы могли проверить…

– Не делай из меня ангела, – отмахнулся подполковник. – Думаешь, так просто вернуться на старое место, откуда тебя погнали? Копать под коллег и ворошить закрытые дела, о чем меня никто не просил, означало открыто пойти на конфликт.

Повисла долгая пауза.

– Сам-то ты что думаешь об этом? – наконец спросил Брагин. – Ты же должен был хорошо знать Серебрякова. Мог он убить? Что одноклассники говорили? Наверняка вы обсуждали убийство между собой, и многое осталось только между вами.

– Обсуждали, конечно.

Артем замолчал.

– Не поделишься? – подстегнул его Брагин. – Или секрет?

– Какой там секрет, просто давно это было, подвыветрилось порядком. Но меня смерть Лены тогда сильно удивила, вот уж кто умел брать от жизни все. Но еще больше удивило, что Олега посчитали убийцей.

Олега Серебрякова одноклассники считали не от мира сего. Слабак, дохляк, тюфяк – как только не называли его за глаза, потому что был тих, в мальчишеских каверзах не участвовал, открытых конфликтов избегал. Откровенно над ним не издевались – к счастью, не нашлось в классе ни одного скрытого садиста, – лишь пренебрежительно подсмеивались, но чаще не замечали. Друзей у него не было, врагов, впрочем, тоже. Учился он средне. Сидел за первой партой один. Вернее, в начальной школе к нему посадили кого-то из девчонок, кажется, Хухолеву, но потом, в средней школе, когда им разрешили садиться по своему желанию, Хухолева пересела к Лапушкиной, и Серебряков остался за партой один. Тихий, безобидный, незаметный – вот, пожалуй, и все. Убить?.. Для Артема он был последним человеком, на которого могло пасть подозрение в убийстве. К тому же Лена всегда нравилась Олегу, но она почти всем нравилась…

– А ей кто нравился?

– Пожалуй, никто, кроме нее самой. Она вообще о себе была слишком высокого мнения.

Брагин поднялся с кресла, достал джезву и пакет с кофе.