Паутина прошлого

Нет, он не последует совету Брагина, не станет прятаться, он сам займется расследованием. И дело вовсе не в Наташке, которую, конечно же, нужно как-то вытаскивать. И даже не в том, что парней стоит предупредить об объявленной охоте. Просто он больше не мог сидеть в четырех стенах. Серая беспросветность угнетала, стены собственного дома давили. Самоизоляция – какое ужасное слово. И какая же она «само», когда хочется в ресторан, в Эрмитаж, на стадион – туда, куда сейчас нельзя? В Японии существуют люди со смешным названием хикикомори – добровольные затворники в четырех стенах своего дома. Вот где настоящая самоизоляция! Но обычный человек – существо социальное, он не может без общества, будь это даже компания одиноко горящей свечи, по меткому замечанию немецкого философа. Артем никогда не считал себя компанейским, но именно общества ему сейчас не хватало. Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Эта поговорка лучше всего описывала тот переплет, в который угодил весь мир.

Полностью идея оформилась за то недолгое время, пока он жарил стейк. Выложив мясо на тарелку, Артем не стал ждать, когда, разомлев от сытости и вина, он посчитает свою затею несостоятельной. Он нашел старенький мобильный, сим-карта на месте – отлично. Активировал антиАОН (но даже если кому-то удастся докопаться, телефон зарегистрирован на турфирму) и начал набирать СМС. До текста разместил скриншот из камеры Лапушкиной. Текст получился такой: «Последний звонок. Ночь. Особняк Брусницыных. Если не хочешь оказаться, как она, жду сегодня в 10 вечера в особняке». Разослал сообщение трем адресатам. Четвертым стал он сам.

Вот теперь настало время для стейка и зинфанделя.

* * *

В особняке Брусницыных Артем не был девять лет. Даже устраивая экскурсии по загадочным местам Петербурга, он обходил стороной край Васильевского острова с Кожевенной линией. Это выходило подсознательно – никакого мистического страха перед зданием он не испытывал, да и то давнее убийство забылось, просто где-то глубоко внутри осталась заноза, тревожить которую не стоило.

До трагедии Артем несколько раз посещал особняк. Более того, он и показал здание Гошке Берковичу и рассказал байку о зеркале Дракулы. Они тогда много общались с Гошкой – сошлись на интересе к оккультизму, магическим практикам, нумерологии. А кого в семнадцать лет не притягивало непонятное и непознанное? Что-то читали, что-то обсуждали, что-то пытались применить на практике. Блаватская с Кастанедой оказались старшеклассникам не по зубам, но и до бульварной литературы они не скатились – барахтались где-то посередине. Но если Артем в основном пытался уложить в голове информацию, противоречащую всему, что им вдалбливали в школе, то Гошка рвался применить обрывки знаний на практике.

Где, в какой книге Беркович прочитал о ритуале Дракона, Артем не знал; не исключено, что Гошка его выдумал. Так или иначе, идея полностью захватила друга. Он тогда совсем помешался на вампирах с драконами. Говорил, что они реально существуют. Нет, не в киношно-вульгарном виде, когда с клыков капает кровь, а из пасти вырывается огонь, настолько с ума он не сошел. Для него вампиры с драконами были людьми, стоявшими над обыкновенным человеком, достигшими определенного могущества, они были ориентиром и идеалом, к которому он стремился, хотя сам ориентир он представлял весьма смутно, как и свой идеал, графа Дракулу – не реальную историческую личность, но и не персонаж фильма, а где-то между. Чтобы стать таким, как Дракула, считал Гошка, нужно подняться по лестнице духовного величия, а чтобы оказаться хотя бы на первой ступеньке, необходимо пройти ритуал.

Артем в душе подсмеивался над другом – забавно было смотреть, как отличник и материалист до мозга костей в одночасье стал одержимым. Нет настоящего зеркала Дракулы? Не беда, главное, чтобы все вокруг верили, что это оно. Непонятно, какие знаки изобразить? Можно нарисовать по наитию. Главное – верить, считал он.

В тот злополучный день Артем по чистой случайности не оказался вместе с «шестеркой» в особняке Брусницыных – просто другая компания показалась веселее. Долгое время он спрашивал себя, случилось бы страшное, если бы ребята отметили последний звонок в другом месте? И причастен ли он сам, пусть и косвенно, к смерти Лены? Ответа он так и не нашел.

Он никому не рассказывал о своем последнем визите в особняк через неделю после убийства. Зачем он туда пошел? Пощекотать нервы? Попытаться понять, что там произошло? Просто пошел – и всё. Чувствовал, что должен это сделать.

Печать на дверях черного хода оказалась сорванной, сама дверь легко поддалась, едва он нажал на нее рукой.