Паутина жизни

Но тут дверь распахнулась, и я вздрогнул, увидев в дверном проеме очень красивого и очень разозленного мужчину.

— Да, — сказал ему Ян ровным, спокойным голосом. — Иди домой.

Баррет вытаращил глаза, когда увидел человека, которого я люблю, и ему очень повезло, что Ян в этот момент был сосредоточен исключительно на мне. Он ухватил меня за мокрую рубашку и потащил в дом. Напоследок Ян хлопнул дверью с такой силой, что в раме задребезжали стекла.

— Ты дома, — выдохнул я.

То, как он смотрел на меня хищным и голодным взглядом, должно было по-настоящему напугать, но вместо этого дрожь предвкушения пробежала по всему телу.

— Где тебя черти носили? — Первое, что он произнес.

В голосе не были ни капли тепла или заботы, но это не имело никакого значения. И мне было абсолютно все равно. Главное — он был дома.

ГЛАВА 14

Я СТОЯЛ В ГОСТИНОЙ, промокший до нитки, с идиотской улыбкой на лице, попутно вытирая слезы:

— Я так рад тебя видеть!

Он сердито посмотрел на меня.

— И? Если ты так счастлив, то какого черта не обнимешь меня?

— Но я же насквозь промок, — произнес я, дрожа не столько от холода, сколько от счастья.

— И? Мне плевать, — пробормотал он и раскинул руки.

Я бросился в его объятия и прижался к нему так сильно, как только мог, а он так же крепко обнял меня в ответ. Со стороны выглядело, будто мы пытались раствориться друг в друге.

— Я от счастья сейчас взорвусь.

В ответ он проворчал очень по-яновски, самодовольно и крайне сексуально:

— Не стоит. Ты мне нужен в целости и сохранности.

Я поцеловал его в изгиб шеи, пробежался губами по подбородку и, наконец, прижался к его губам, давая понять, насколько сильно я по нему скучаю, ценю, и как отчаянно в нем нуждаюсь.

— Ты на вкус как скотч, — заметил он, прерывая поцелуй, чтобы сделать вдох, — и соль.

— Картофельные чипсы, — ответил я, улыбаясь и окидывая взглядом его лицо, волосы и глаза. Боже, как же он все-таки хорош!

— Что за хрень на тебе надета?

— А что не так с моей одеждой? Разве я выгляжу странно? — удивился я, отступив назад и осматривая свою мокрую рубашку и брюки, пытаясь понять, что именно он имеет в виду.

— Нет, — хриплым голосом произнес Ян и жадным взглядом окинул меня с головы до ног, прежде чем снова заглянуть в глаза. — Я бы не назвал это «странным».

— Нет? Как же тогда? — я сделал шаг вперед и почти уперся ему в грудь, ощущая, как жар, исходящий от его крепкого мускулистого тела, обжигал меня. Казалось, как только мы коснемся друг друга, наружу вырвутся клубы пара, ведь я весь был холодный и мокрый, а он был горяч, словно бушующее пламя.

— Порочный, — прошептал он, тяжело дыша. — И ты всю ночь ходил в таком виде?

Он хотел меня.

Это чувствовалось по тому, как низко и глубоко зазвучал его голос, как соблазнительно и опасно заблестели глаза и как он облизал губы, словно у него пересохло во рту.

— Ага, — промурлыкал я, ухмыльнувшись, и толкнул его обратно к двери, прижав одной рукой и удерживая, чтобы он не мог пошевелиться. — Весь вчерашний и сегодняшний день я хотел рассказать тебе о сотне разных вещей, но прямо сейчас мне в голову ничего не приходит.

— И в чем причина?

Я невольно всхлипнул:

— Наконец-то ты дома!

У него перехватило дыхание. Ян поднял руки и дотронулся до моего лица, скользнул по синякам и ссадинам; едва задев кожу, разгладил брови. Он прикасался ко мне не только кончиками пальцев, но и взглядом.

— И где же ты был?

Это был провокационный вопрос, но я знал, о чем он хотел спросить меня на самом деле.

— А как ты думаешь, где я был?

— Нет, — прорычал он и я увидел, как напряглась его мощная квадратная челюсть, пока он внимательно наблюдал за моей реакцией, не упуская ни одной детали. — Это ты мне, блядь, скажи!

— Ну, сначала я был с ребятами, затем позвонила Дженет, а потом я уже почти добрался до дома, но забежал к Барретту.

— И почему ты забежал к нему? — он почти допрашивал меня, а сам тем временем просунул руку под ворот моей рубашки, чтобы добраться до кожи и провести пальцами по ключице к основанию горла.

— Я не знал, что ты дома. И не мог дозвониться до тебя.

— Я знаю. Нам не разрешены были звонки, а потом… я просто хотел поскорее вернуться сюда.

— Правда? — сердце забилось как сумасшедшее, горло сдавило, а во рту пересохло. И всему виной был Ян. Такая простая фраза о том, что он хотел вернуться ко мне, вызвала внутри чувство всепоглощающего, безумного счастья. Меня почти разрывало от нахлынувших эмоций.

Он немного помолчал, а потом просто сказал:

— Я испытываю боль каждый раз, когда ухожу.

— Да? — переспросил я, потому что, черт возьми, Ян никогда не говорил ничего подобного. От него так редко можно было услышать признание, и когда наконец это произошло, мне захотелось вцепиться в него.

— Ты же знаешь, что так оно и есть, — проворчал он. — И знаешь, что я ненавижу уезжать от тебя.

— От меня?

— Конечно, от тебя, от кого же еще… Ты что, пьян?

Я покачал головой, пока он расстегивал на мне промокшую рубашку.

— Теперь уже нет. Может, несколько часов назад я был слегка навеселе, но сейчас — нет. Скорее выдохся.

— И почему ты был навеселе?