Павел Чжан и прочие речные твари

После смены они поехали к Соне. Припарковались рядом с мусоркой, и Павлу вспомнился рюкзак, который он швырнул в контейнер. Соня про него не спрашивала, и хорошо, потому что Павел не сумел бы ей ответить что-то внятное. Поднявшись, они разулись и разделись, стряхнув с себя наморосивший дождь. Есть всё еще не хотелось, и Соня налила вина себе и Павлу. Свой бокал она осушила сразу, пятью жадными глотками, затем сменила монашеское платье на черный шелковый халат. Его полы то и дело распахивались, между ними высверкивали стройные ноги, и Павел поглядывал туда, ловя момент.

– Из полиции больше не звонили? – спросил он.

Соня качнула головой.

– А с ними ты всё еще общаешься? – Павел имел в виду «контрас».

Соня скрестила руки на груди, сощурилась:

– А ты всё еще работаешь в «Диюй»?

И пошел-поехал старый спор о главном, о том, что весь день стояло между ними, как прозрачная стена. О чипах и Руслане этом, будь он неладен. Соня принялась Руслана защищать, называла Павла глупым и слепым. Неужто он ничего так и не понял после визита в центр? Павел перестал видеть смысл в этом споре, в вопросах и ответах, которые повторялись по заколдованному кругу, и каждый глухо стоял на своем.

Когда они успели скатиться до такого?

Он приблизился, молча коснулся Сониных губ, словно запечатал, и Соня вздрогнула.

– Прости меня, Паш, – шепнула, прижавшись. Ее прохладная рука скользнула под футболку, щекотно сбежала вниз по животу.

Павел не ответил. Не очень понял, за что именно Соня просила ее простить. И не знал, сможет ли снова ей доверять.

Лишь в постели он понял, как соскучился. Исследовал Соню заново, целовал ее угловатое, пахнущее мылом и отчего-то хлоркой тело, скользкое от пота, каждую впадину, каждую родинку, держал за тонкие напряженные щиколотки. Ловил губы, глотая ее прерывистое дыхание.

В какой-то момент Соня оказалась сверху, сильно сжала его бедрами, склонилась, закрыв собою свет. Стало душно. Мир схлопнулся, вывернулся наизнанку, вытряхнул Павла в прошлое, в тенистый лес, и сухая хвоя вновь колола спину, а затем колени, и ладони, и щеку. Из зеркала на потолке уставилось бледное, как рыбье брюхо, лицо, в котором Павел с трудом узнал себя: глаза-провалы, рот-провал, черным отчеркнутые скулы. Над ним склонилась сумрачная неживая тень, тянулась к шее, рыжие волосы вызвали в памяти рыжий закат за частоколом деревьев.

Деревья шумели, качались, и Павел качался в такт.

Душно, тошно.

Он сбросил с себя Соню, вдавил ее лицом в подушку, держа за шею. Ухватил влажное бедро, сдавил сильно, желая вырвать ломоть. Соня шумно дышала из-под упавших на лицо волос, вздрагивала, вцепившись в простыню, а Павел вбивался всё сильнее, вбивая ум на место. Чтобы больше ни-ког-да ни-ка-ких секретов, бля.

Опасно было, он подумал после, лежа под цветастым одеялом и глядя на ставшее нормальным отражение на потолке. Думал, придушит или сломает что-нибудь. И что-то всё еще давило сверху, сжимало шею. Погано было. Противно от себя. Он даже извинился.

А Соня только отмахнулась и растянулась поперек кровати, глядя на Павла из-под редких и светлых ресниц.

– Знаешь, оно мне никогда не нравилось, – сказала вдруг, указав на зеркало, и рассеянно улыбнулась. – А сегодня прямо даже неплохо. Необычно.

Рыжий, как трубная ржавь, закат, и мох, и пот, и влажное сопение.

Павел спустил ноги на пол. Ламинат был теплым, словно его грели снизу.

– Дай сигарету.

– Ты же не куришь.

– А теперь курю.

Бессменный «Шуанси» и зажигалка лежали на подоконнике. Натянув джинсы, Павел взял пачку и вышел на балкон. Без футболки было прохладно, но возвращаться за ней в комнату не хотелось.

С каждой затяжкой его немного отпускало, как будто он ослабил узел галстука. Вдруг придумался участок кода, который можно было ввинтить в прошивку, чтобы чип слушался команд извне. Пока теоретически, конечно, но железо позволяло. Павел вспомнил, что записал контакты господина Фаня в караоке, и ухмыльнулся. К черту Маршенкулова и этику его, с ним потом договорятся. Как сверху скажут, так он и станет делать.

Ночь была прозрачной, как будто солнце не ушло, а прилегло за горизонт. Взвыла скорая на проспекте за домами, в зарослях жасмина во дворе пел соловей. Под балконом возился какой-то парень в vr-очках. Он вдруг выбросил руки перед собой, будто рубанул мечом, затем развернулся на мыске и рубанул еще раз, всё это в полной тишине и сосредоточении. Будущий пациент «Благих сердец», сто процентов. Ну или морга: когда теряешь связь с реальностью настолько, можно и под поезд угодить.

В чем-то Соня была права. Куда чипизация заведет таких вот? Совсем потеряются между информационными слоями, полно же психов. И как только она с ними работает, подумал Павел. Вот от такого, например, как спасут камеры в раздевалке центра? Никак, видеосъемка лишь складировалась где-то на серверах, так и оставшись не просмотренной ни разу, дни и годы, сжатые в облаке. Кого и от чего они могли защитить, если любой козел со связями может их почистить, уйти от наказания, а потом переписываться с ему подобными на площадках в даркнете?