Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

Самое яркое, что может выдумать человек, которому желательно «переделать» историю, в связи, скажем, с принятием Наполеона в русскую службу – это вывернуть ее наизнанку: «нашествие двунадесяти языков» идет под командованием Наполеона, но не на восток, а на запад, решающее сражение происходит не под Бородином, а под Компьеном или Суассоном, горит не Москва, а Париж... Не хватает только, чтобы русские отступали из Парижа летом, мучаясь и погибая от жары119*«Для русских существует лишь одна преграда, а именно знойный климат. За три года они в своей молдавской армии потеряли от болезней тридцать шесть генералов и сто двадцать тысяч солдат», – пишет Стендаль в «Жизни Наполеона»*. «И чтобы не они ели павших лошадей, а их ели живые тигры», как заметила одна моя знакомая нежного возраста. Может быть...

Вывернув таким образом историю наизнанку, ее «творец» с удивлением замечает, что итог практически не изменился. И в том, и в другом случае, «стерев случайные черты», мы видим одно и то же: две разрушенные, в большей или меньшей мере выжженные страны на двух противоположных концах Европы. Сожжено также и все пространство между ними. И не так уж важно, куда шло нашествие и где произошла «битва народов»; важнее – кто с кем сражался, а здесь от перестановки слагаемых сумма не изменилась. Сумма эта оказалась в пользу третьих стран, в войне не участвовавших непосредственно, но организовавших ее и воспользовавшихся ее плодами. В данном случае – в пользу Англии.

Франция готовилась к войне с Россией с того времени, как Екатерина II осмелилась на раздел Польши, а Людовик, по своему безволию, допустил его. С этого момента Франции начинают на разные голоса внушать желательность и необходимость восстановления Польши, как «санитарного кордона» между Россией и Европой, кордона, в который входили также Швеция, фрагменты Австро-Венгрии и Турция. Но будь у Франции с Россией надежный союз, не нужен был бы и этот «санитарный кордон».

Россия, с ее ни с чем не сравнимым природным, ресурсным и человеческим потенциалом, веди она в Европе мудрую, то есть собственную, политику, а не шарахайся, в результате подкупа придворных чиновников, от чуждых ей интересов одного европейского союза к чуждым ей интересам другого европейского союза, могла бы стать владычицей Европы. Единственной державой, способной ей противостоять, еще в начале XIX века осталась бы только Америка. Тильзитский мир 1807 года был одним из самых мудрых решений двух держав; но проживи Павел полугодом дольше в начале века, и окрепший союз России с Францией сделал бы ненужным не только Тильзитский мир, но и нелепую, чудовищную войну 1812 года...

Вопрос – могло ли это случится?

Ответ – нет, не могло. Потому что были силы, заинтересованные, чтобы этого не случилось.

«Идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами»,

– заметил К.Маркс. Но идея становится материальной силой и тогда, когда она оказывается осмысленной и принятой как руководство к действию конкретным политическим деятелем. Законы общественного развития не безлики, – они действуют только через конкретных лиц, и во все времена идеи имеют свое имя. Например, идея мировой гегемонии Англии на рубеже XVIII и XIX веков носила имя «Уильям Питт». Главное – понять идею, все остальное – дело техники... А техникой этой Питт владел в совершенстве.

НАПОЛЕОН

... к осени 1799 года революция исчерпала себя, но готова была рухнуть в очередной виток кровавого террора. Вернувшись из Египта, Бонапарт застал легализованный якобинский клуб, вновь действующий закон о заложниках, восстание в Вандее... Пахло повторением 93-го года. Его не хотел никто. Наиболее влиятельный член правительства, Баррас, продавал республику Бурбонам и предлагал генералу Бонапарту выступить в роли приказчика. Не менее влиятельный Сийес продавал республику герцогу Орлеанскому, установив, правда, ширмы конституционной монархии, – и предлагал генералу Бонапарту стать коммивояжером. Генерал Бонапарт принял один и тот же товар – республику – у обоих; иначе ее принял бы Моро или Журдан. Наличие нескольких «собственников» лишний раз убедило его, что ни один, ни другой собственником сего товара на самом деле не является. Но поскольку скоропортящийся товар им был принят, он нуждался в chair a canon120*Пушечное мясо (франц.)* для его охраны, ибо то, что было ему вверено Республикой, он оставил в Египте... Под рукой оказался Лефевр, командовавший парижским гарнизоном и 17-й дивизией, человек, более храбрый, нежели умный, и потому – вполне подходящий... На его стороне оказался мастер политического сыска и провокаций Фуше, министр полиции; на его стороне оказался умный и вероломный министр иностранных дел Талейран...