Альбом «The Bestest», состоит из старых песен, записанных с новой аранжировкой. Сперва хотелось бы уделить особое внимание его названию. Во-первых, разумеется, это, что называется, преднамеренная ошибка. Когда дети в Америке в песочнице играют, то, как в России, между ними затевается спор, и они начинают говорить: «My father is the best», – а другой ребенок отвечает: «No, my father is the best», – и тогда, когда закончились аргументы, то спасает то самое: «No, my father is the bestest», – что означает как бы лучше лучшего. Мне это кажется очаровательным. Тем более, английский такой язык, что все англоязычные гордятся тем, что практически из любого существительного можно сделать глагол, хотя… в английском вообще из всего можно сделать все. Вот такой вот язык. Итак, действительно, в первые годы своего творчества я записывался в разных условиях, в разных студиях. Не будем говорить, хорошие они или плохие. Просто, когда я стал записываться в Театре на Таганке у Андрея Старкова, я понял, что есть какой-то стандарт, которого нужно придерживаться, и есть песни, которые записаны у меня не по такому стандарту. И я решил их выбрать и записать в новой аранжировке. Со мной еще работал тогда Володя Чиняев, известный нам по группе «Сириус», которая в свое время резко вспыхнула и так же резко потухла. Так вот, в таком новом прочтении я предложил своей верной публике свои песни. Кому-то это новое прочтение очень понравилось, и это самое главное.
Альбом «Лунатик» (2008 г.)
Альбом «Лунатик», к слову, был сочинен был в Лос-Анджелесе. Сразу хочу рассказать о названии альбома и, соответственно, о главной песне, «Лунатик». В английском языке есть такое понятие «ложные друзья переводчика». Например, слово «extravagant» очень хочется перевести как экстравагантный. «He is extravagant» говорят русские, а человек при этом жмется на деньги. А «extravagant», – по-английски – это «расточительный». Так же «lunatic» по-английски совсем не лунатик. Лунатик по-английски – «moonwalker». А «lunatic» – это сумасшедший. То есть, если альбом назван «Лунатик», но известно, что он написан в англоязычной стране, мне кажется, этому придается какой-то еще особенный оттенок.
«4-й день» – это первая песня, которая была записана в Лос-Анджелесе. Написана песня была, соответственно, в четвертый день моего пребывания. Я, словно гонзо-журналист, люблю петь о том, что вижу. Что вижу – то пою. Без оглядок на историческую справедливость или экспертное мнение. Был четвертый день, и, как в любой четвертый день в новой стране, у нас еще не проходит эйфория. Когда я прибыл в Лос-Анджелес, у меня было там всего двое знакомых: русская девочка Катя и американский сценарист Винсент. Первые дни ты вообще живешь как в вакуумном пространстве, потому что если нужно кому-то позвонить, ты не можешь: нужно было как-то перенастроить телефон… Процесс был довольно непонятным и трудоемким… В этом мне помогала как раз Катя, за что я ей очень благодарен. Но пока ты в вакууме, у тебя есть рядом океан, очень холодный, кстати. Если кто-то думает, что в нем можно купаться – вы ошибаетесь. Я жил в Марина дель Рей районе. На берегу есть три известных района: это Малибу – место для пожилых зажиточных людей, Венис Бич – место для всех видов водных бордистов и Марина дель Рей – место-оазис, где все хранят яхты. Я жил как раз в этом красивом месте. Пока ты еще никого не знаешь в этом городе кроме группы русских сумасшедших йогов (там у них был предводитель с бешеными глазами – в хорошем смысле бешеными – и семь девчонок), у тебя возникает такой приятный вакуум, как будто ты все начинаешь с начала, что у тебя целый мир открывается как при большом взрыве. Наверно, в каком-то смысле это и был большой взрыв, потому что я, отучившись в Чикаго, полностью отказался от каких-то концепций, как надо писать на русском. Я просто перестал обращать внимание, на какие бы то ни было правила в поэзии. И, мне кажется, начался как раз большой взрыв в моей песенной поэзии именно в четвертый день заветной тишины.