Павел Третьяков

Следовало довести до ума торговые и промышленные дела.

В феврале 1896 года Павел Михайлович писал В. В. Верещагину: «…простите, что я прямо объясняюсь, — деньги дать взаймы мне не походит. Я никому не даю. Мне 64 года, здоровье слабеет, желаю, чтобы по смерти не было никаких неоконченных счетов»^[947]. Павел Михайлович старался избавиться от всяких новых нитей, которые связали бы его с земным миром.

На первый план вышли вопросы благотворительности.

В 1860 году семейные дела и традиционная благотворительность Павла Михайловича теряется на фоне его меценатских устремлений. К концу жизни складывается совершенно иная ситуация. Пожертвования, прописанные Третьяковым в завещании 1896 года, поистине неисчислимы. Устройство бесплатных квартир для вдов, малолетних детей и незамужних дочерей умерших художников. Учреждение стипендий в Московском университете, Московской консерватории, Московском и Александровском коммерческих училищах, Московских мещанских училищах. 200 000 рублей «…для поддержания процентами с этого капитала существования школы глухонемых в Москве». Устройство мужской и женской богадельни. А весь свой капитал торгового дома под фирмою «П. и С. братья Третьяковы и В. Коншин» и часть ценных бумаг Павел Михайлович завещал рабочим и служащим^[948]… Достаточно сказать, что о построенной на деньги Третьякова поместительной богадельне на Большой Серпуховской улице (а она была даже электрифицирована!) городской голова Н. И. Гучков в 1906 году писал: «…в распоряжении города нет лучше учреждения, чем Третьяковская богадельня, находящаяся в ведении Московского купеческого общества»^[949]. Много ли нынче можно назвать столь щедрых благотворений, совершенных состоятельными людьми?

Наконец, Третьяков торопился, решая судьбу галереей.

В конце 1892 года П. М. Третьяков принял в галерею лучшие вещи из собрания иностранных картин и скульптур С. М. Третьякова. Зима 1892/93-го была посвящена перевеске картин в галерее. Надо было покупать новые картины и размещать старые. Следовало подумать и об увеличении штата квалифицированных служащих. Н. А. Мудрогель сообщает: «…заботы Павла Михайловича о галерее после передачи ее городу увеличились… По-прежнему Павел Михайлович каждую осень ездил за границу, каждую зиму — в Петербург на выставки и в мастерские художников. В его отсутствие забота о галерее лежала… на мне и на Ермилове. Мы, как старшие вахтеры, должны были и охранять, и обучать наших новых товарищей, как поддерживать порядок в галерее. Теперь уже у нас образовался твердый штат служащих. Был у нас свой реставратор Федоров, которого Третьяков посылал в Петербург, в Эрмитаж, обучаться искусству реставрации у знаменитого реставратора Богословского. Были и свои рамочники»^[950]. В конце 1890-х годов пришлось строить новую пристройку к галерее, в которой разместились бы картины и скульптуры из собрания Сергея Михайловича — отдельно от русской части собрания.

Связанные с передачей галереи хлопоты усугублялись тем, что «…передача галереи городу вызвала всеобщее внимание русского общества. Царь Александр III решил поощрить столь незаурядный случай и самолично побывать в галерее… в мае 1893 года… На этот раз Третьяков ускользнуть не мог, потому что был заранее предупрежден: царь желает видеть всю семью Третьяковых. Для царской семьи Третьяковыми был устроен чай в васнецовском зале»^[951].

Из 18 пунктов завещания три (на один меньше, чем семье!) были посвящены галерее. Так, следовало один из домов в Лаврушинском переулке «…передать в собственность города, для присоединения к дому, где находится художественная галерея… Собрание древней русской живописи (иконы) и художественные издания, какие останутся в моей квартире, также принадлежащие мне картины, могущие находиться в квартире, или на выставках, передать Московской городской художественной, имени братьев Третьяковых, галерее». Кроме того, Павел Михайлович оставил 100 000 рублей «…для употребления процентов на ремонт галереи» и 125 000 рублей «…на приобретение на проценты с этой суммы живописных и скульптурных художественных произведений для пополнения коллекций»^[952]. Павел Михайлович предусмотрел все, что только мог, дабы обеспечить галерее надежное будущее.

Однако этим заботы Третьякова о своем детище не закончились. 9 мая 1898 года он сделал приписку к завещанию: «…находя неполезным и нежелательным для дела, чтобы художественная галерея пополнялась художественными предметами после моей смерти, так как собрание и так очень велико и еще может увеличиться, почему для обозрения может сделаться утомительным, да и характер собрания может измениться, то я, по сему соображению, назначенные… в Городскую думу сто двадцать пять тысяч рублей для приобретения на проценты художественных предметов вместо того определяю на ремонт и содержание галереи, совместно с суммою выше сего назначенною».