Скоро кухню начал заполнять аппетитный аромат, и у мальчика потекли слюнки. И вот наступила торжественная минута. Бабушка вынула пирог, ловко ссадила его с листа на доску. Она довольно постучала вилкой по румяной корочке и спрыснула пирог водой.
После этого бабушка достала чистое посудное полотенце и накрыла им пирог. У Павлуньки от волнения заколотилось сердце. Это было именно «то самое» полотенце!
Затем бабушка закрыла пирог ещё своим фартуком, а поверх-старой шубейкой внука. Проделав всё это, она облегчённо вздохнула, и Павлунька услышал её торопливый шёпот - старушка благодарила бога за этот пирог.
Покончив с пирогом, бабушка, как обычно, надела плюшевую жакетку, накинула пуховый платок и ушла, предупредив внука, что скоро возвратится.
И, хотя бабушка никогда подолгу в церкви не задерживалась, Павлунька с досадой подумал: «Опять пошла поклоны бить!»
Возмущение поднялось в душе мальчика. И за что это бабушка каждый раз благодарит какого-то невидимого «бога», которому она приписывает так много заслуг? Ведь яснее ясного, что мука и рис для пирога куплены на деньги, которые зарабатывает его отец. А грибы? Да ведь это сама бабушка с ним, Павлунькой, осенью насобирала их за Студёным Ключом!
Павлунька с неприязнью взглянул на угол, из которого тусклым пятном маячил безжизненно-восковой лик какого-то святого. Потом заиграла музыка, и он не заметил, как задремал…
Его разбудил весёлый голос бабушки, которая уже снова хлопотала возле кухонного стола:
- Павлунька! Слезай пирог кушать. Сейчас и отец придёт.
- Хорошо, бабушка, - сказал мальчик и, вспомнив о полотенце, начал наблюдать за движениями её ловких рук.
Вот старая шубейка полетела в сторону. Потом старушка сдёрнула фартук и в ужасе попятилась назад.
- Чудо! Чудо! - закричала бабушка и, быстро-быстро крестясь, испуганными глазами смотрела на неровные коричневые буквы, выступившие на полотенце. Потом она беспомощно взглянула на внука и слабо повторила:-Чудо, Павлунька! Ох, господи, боже мой, чудо!
Вспыхнувшее в душе мальчика чувство торжества сменилось глубокой жалостью к любимой бабушке. Он живо спрыгнул с полатей, подбежал к ней и обнял.
- Да ты не бойся, не бойся, бабушка! Это ведь знаешь, что написано? «Бога нет, а есть наука». Это
я сделал, я! Понимаешь? Химия это, только и всего. Реакция от тепла. Понимаешь?
- От тепла, говоришь? - переспросила старушка. - Ну, тогда уж убери сам полотенце то. А я, тёмная, ничего, совсем ничего не пойму…
Бабушка долго и неподвижно смотрела на полотенце, а потом медленно опустила руку, приготовленную для крестного знамения. Она растерянно взглянула на внука.
Павлунька обнял старушку и нежно прижался щекой к большой морщине на её виске.
МАСТЕР ИЗ ЕРЕВАНА
И всегда что-нибудь случается у нашей мамы! Сегодня она прибежала из кухни встревоженная. Я испугался. Может, с папой на заводе что-нибудь случилось?
Какое там! Всего-навсего прогорела любимая мамина кастрюля.
У неё всё любимое. Потеряется что-нибудь - она бегает, бегает. «Любимую свою, - говорит, - разливательницу потеряла». А разливательница тут же выглядывает из-под посудного полотенца. Смех ведь!
Попробовал бы я поднять такую панику, когда Витюшка Гришин ударил моим мячом о штангу и рассадил покрышку надвое, как арбуз. Засмеяли бы! Мою футбольную покрышку тогда сапожнику чинить отдали. Собрали по гривеннику и заплатили. А камеру я сам заклеил.
А вот как сейчас помочь маме?
- Дай-ка кастрюлю, - говорю. - В момент исправлю.
Посмотрел я на мамину любимую кастрюлю. Вижу-на дне дырочка с горошину. Посудина эмалированная. И написано: «Город Лысьва, 2-й сорт».
- Зачем, - говорю, - второй сорт берёшь? Покупала бы первый.
И не рад, что насчёт сорта заикнулся. Вспылила мама так, что я не знал, куда и деваться.
- Да знаешь ли ты, что эта кастрюля, - говорит мама, - старше тебя на два года! Её мне твой папа подарил, когда ещё женихом моим был.
Тут только я догадался: маме не кастрюля дорога, а папин подарок.
Вспомнил я, что у папы где-то паяльник есть, а олова у меня самого сколько хочешь.
- Давай, - говорю я маме, - запаяю кастрюлю. Из второго первый сорт сделаю.
Куда гам!
- Где уж тебе, - говорит, - суметь!
Забыла, видно, сколько раз я ей электрическую плитку чинил да перегоревшие пробки исправлял.
И всё же мама доверила мне отремонтировать кастрюлю. Развёл я огонь, нагрел паяльник, постарался. Он прямо даже малиновый сделался. Давай паять Паяю, паяю. Олово шипит, плавится, как масло, а к дырке пристать не хочет. Измучился я, вспотел. Наконец дело пошло. Запаял! Такую заплатку налепил, хоть топором руби - не срубишь.
- Вот, - говорю, - готова кастрюля. Лучше новой получилась.
Посмотрела мама и засмеялась:
- Заплатка уж очень велика. С блюдце. Такими заплатками папа паровозы чинит.
- Ладно, - говорю, - не смейся. Наливай воды, испытывай.
А дальше получилось то, чего я и сам не ожидал. Только налила мама воды, моя заплатка упала на пол. И вода потекла из кастрюли, как из водопровода.
Мама окончательно расстроилась:
- Знала, что не сумеешь, так оно и вышло.