Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

Ф.Г. Конечно, важно, чтобы была такая фигура. Но лучше не иметь совести, чем иметь фальшивую совесть. Я это наблюдаю. Ведь Толстой вырос в совесть, очень сильно преодолев себя. Я сейчас тоже наговорил, может, не все правильно. Но я вспоминаю его записи, по памяти: «…обедал у Дружинина, начал высказываться, в результате Тургенев встал и ушел… после этого оскорбил личные взгляды Некрасова и Чернышевского… зачем я это сделал?» Это Лев Толстой. Он постоянно всех ругал, был крепостник, не был богат, писал ради денег и записывал: моя цель – слава. Лев Толстой боролся сам с собой, а не с кем-то. И не создавал из себя кумира. Такого качества людей сейчас нету. Ищут и находят фальшивых идолов. Это самое опасное. Плохо, когда нет ориентиров, но лучше это, чем фальшивые ориентиры. Не создавать взамен одних паразитов других. А главное – на бумаге быть правым. Заниматься – я так думаю – своим делом, писанием, работой по расчистке духовных развалин. За долгое время впервые, но у меня появилась надежда. Я приехал, пошел к Белому дому, ходил, смотрел…

О.К. Странная вещь произошла в августе, был сумрак в душе, все было ужасно – и вдруг появилась душевная сила.

Ф.Г. В этом вся суть. В том, чтоб была душевная сила. А уж после можно расслабиться и превратиться в обывателя, как на Западе…

О.К. Основа русской психики, на ваш взгляд, какова?

Ф.Г. Русские сильно изменились после татаро-монгольского нашествия. Если говорить о монголоидном типе русского, то это прежде всего – неуважение к труду и затем – опора на массу.

О.К. А что этому противостоит?

Ф.Г. Преодоление неуважения к труду и опоры на массу. Главное – вырваться из массы. Опереться на меньшинство. Выделить себя как индивидуальность. Не стараться идти в толпу, в ряд. Достоевский этого тоже не понимал. Это монголоидность, московитство. У Новгорода этого не было. Новгороду не надо было учиться у Запада, он сам самостоятельным был, и люди были такими. Новгород работал, имел, был индивидуалист, собственник. Важное качество – уважение к себе. При этом надо понимать, что высокими моральными качествами собственник не обладает.

О.К. И все же собственность дает независимость. Собственная земля, собственный товар, собственный талант.

Ф.Г. Русское государство никогда не умело поддержать собственника, начиная с Ивана Грозного, и даже раньше. Убрать независимых людей и опереться на холуев – это в привычке, это легче. И легче – всем вместе бревно таскать. Кто-то ослабит усилия, а какой-то дурак тащит. Время – всякому тащить свое. Я не за капитализм, но нельзя возвращаться к феодализму, останавливать историю. Русские всегда пытались остановить историю, удержать старое.

О.К. Вы не собираетесь возвращаться?

Ф.Г. Ну как возвращаться… Вот они получают здесь квартиры, паспорта… они вернулись? Зачем мне играть в такие игры. Но дело не в этом. Я ведь нахожусь не в эмиграции. Я нахожусь в Германии. Германия – это страна, которая меня интересует так же, как Россия. Если мне удастся, я хотел бы написать несколько книг о Германии. Это очень важно. Это тема, которая по-прежнему связана с Россией, с судьбой России и с моей личной судьбой.

«Комсомольская правда», 10 октября 1991 года

И все же обнаружившийся в Москве настрой против Горенштейна был создан прочитанными в России до его «визита» другими, более ранними интервью – прежде всего Максиму Максимову.

Прочитав именно это интервью, Виталий Вульф заявил в печати, что «Горенштейна следовало бы вызвать на дуэль».

Максим Максимов

Вне процесса

В квартире у Фридриха Горенштейна – ремонт. «Маленькое разорение», – говорит хозяин. В Западном Берлине люди, оказывается, тоже устраивают дома ремонт. Впрочем, Западного Берлина как бы уже и нет, есть Берлин единый…

Кажется, он где-то недавно признался, что хочет сходить по ту сторону разрушенной стены, посмотреть, как там живут, в Восточной Германии. «Маленькое разорение», – сказал бы он наверное.

Фридрих Горенштейн – самый запоздалый «возвращенец» в русскую литературу. С 1980 года он живет в Западном Берлине, опубликовав до этого на родине лишь маленький рассказ в «Юности» в 1966 году. И лишь год назад журналы вспомнили о существовании Горенштейна и бросились наперебой его «открывать». Появились рассказ «С кошелочкой» («Огонек»), «Зима 53-го» («Искусство кино»), «Споры о Достоевском» («Театр»), «Три встречи с Лермонтовым» («Экран»), «Искупление» («Юность»), отрывок из «Места» («Знамя»). На подходе – «Псалом» в журнале «Октябрь». Готовится трехтомник Горенштейна в издательстве «Слово/Word». Через несколько месяцев в библиотеке журнала «Звезда» выйдет эксклюзивное издание философско-эротического романа Горенштейна «Чок-чок».

М.М. Фридрих, уже из отрывочных сведений о вашей жизни складывается весьма определенный образ – отшельника, затворника, человека, который принципиально не участвует ни в политической, ни в литературной жизни. Ни здесь, ни там. И даже не очень хочет, чтобы его произведения дошли до читателя…