Квартира вновь стала наполняться людьми. Из деревни вернулась Любка, притащила две тяжеленные сумки продуктов, тут же следом ворвались две её сестры, стали шумно делить родительские гостинцы. Словом, пришло время наведаться к тёткам в гости. К кому? Конечно, к тёте Ане. После того как тётя Мая упорно нашёптывала тёте Ане, что надо срочно выпроводить племянницу в общежитие, её рейтинг в глазах Аси рухнул с небес в кратер вулкана. Ася не понимала, зачем шептать на кухне гадости, не догадываясь, что человек может не спать и всё слышать. Тётя Аня отнекивалась, оправдывалась, а тётя Мая настаивала:
– Общежитие дали, вот и пусть спит там!
– Так ребёнок же ещё, да и Зойка обидится, если дочку в общежитие спровадим.
– Зойке не говори, сама, скажешь, уехала. Мне никто не помогал. Гони, говорю. А если родит? Намаешься потом. Зойка наваляет, скажет: «Недосмотрели».
Сначала Ася не поверила, что это говорит её дорогая, любимая тётка, даже вышла глянуть, вдруг обозналась. На кухне их было всего двое. Тётя Мая, конечно, великая артистка: заметив заспанную племянницу, на скаку «включилась» в ситуацию, мгновенно поменяла жёсткую гримасу на маску любви и обожания. Зачем такое двуличие, хотелось спросить, но не спросила. Спокойно позавтракала, а потом «упросила» тётю Аню помочь найти общежитие. Нашли быстро. Здание общежития стояло рядом с остановкой.
Мать Аси была старшей из четырёх сестёр: Зоя (Зулейха), Аня (Бибинур), Мая (Магдания), Флюра (Флюра). Флюра в угоду лёгкости произношения и запоминания для средней полосы Советского Союза пока ещё имя не меняла. Если переедет, наверное, станет Фаей, или Фаиной, или Флорой. На сегодняшний день младшая Флюра проживала в Узбекистане, была счастлива в браке и переезжать не планировала. Хотя уговаривали. «Но она же не дура! Менять рай на работу!»
Тётя Аня работала секретарём у начальника строительной компании – мама утверждала, что она очень грамотная, а Ася думала, что красивая. Во всяком случае, тётя Аня густо красила брови, пользовалась яркой помадой. То, что она была самой дородной из сестёр, никакого значения не имело, потому что для начальника, который по-русски писал «никак», тётя Аня была подарком, пером от крыла ангела. Он наговаривал на татарском, она печатала на русском. Часто его мысль формулировалась и передавалась на бумаге лучше, чем он её выражал сам.
Через неделю на выходные Ася поехала в гости к тёте Ане. К сожалению, Асю в гости никто не ждал. Здесь и без неё хорошо проводили время. Тётя Аня была занята: она встречала дорогого гостя, надеясь, что, может быть, он станет её зятем. Юля, сидевшая на диване в позе скорби, бесконечно поправляла юбку и коротко отвечала на вопросы тётки, в перспективе – будущей свекрови. Это была маленькая женщина с жёлто-красным лицом, невероятно морщинистым и довольно злобным.
Это скорее походило на допрос:
– Где, милая, работаете? Замужем были? А почему? Вам ведь уже далеко за тридцать. А родить сможете? Внуков охота побаловать. – Губы двигались одной глубокой морщиной. – Мой Павлушенька готовит прекрасные угощеньица. Вот попробуйте.
И она утомительно долго развязывала бесконечные узелки на марле, выпрастывала тарелку с коричневыми лепёшками, с её слов – овсяным печеньем. «Откушайте, пожалуйста», потом внимательно следила за лицом Юли, на нём обязательно должна была отразиться благость от трапезы. Павлушенька под жёстким присмотром родительницы спозаранку состряпал эту лабуду, и она наивно полагала, что «угощеньице» непременно очарует любую девушку на свете.
Печенек в тарелке было штук двадцать. «Неужели их надо съесть?» – разглядывала Ася коричневые лепёшки и чувствовала себя картошкой, которую для повышения урожая решили удобрить.
Павлуша лысоват, безусое сухое лицо усыпано вульгарными угрями. К большому носу приклеены пуговки глаз и губ. Худощав, голос по-щенячьи тонок, каждое его слово раздваивается странным хихиканьем.
– Павлушенька, дружочек, ты не забыл надеть носки?
О да! Он не посмел забыть! Это были шерстяные белые носки в тридцатиградусную летнюю жару.
– В этих пятиэтажках так холодно и неуютно. – Гостья окинула взглядом залу, заметила на стене отклеившийся уголок обоев, бурую точку от убитого комара, отбитый рог у фарфорового оленя. «Неужели сынок вынужден будет жить в такой конуре? Господи, за что нам такие муки?» – У нас с Павлушенькой большая (о том, что однокомнатная, целомудренно промолчала) благоустроенная квартира, на шестнадцатом этаже, с большой кухней. Наша кухня больше вашей комнаты (снова промолчала, что сын проживает на кухне).
Павлуша, чтобы угодить маменьке, к тёплым носкам попросил у хозяев тапочки.
– У меня-хи-хи сорок шесть-хи-хи размер.
Тётя Аня всплеснула руками:
– Откуда ж такая роскошь?! У нас только женские. Только женские могу предложить. Или свои, у меня сороковой.
– Хи-хи, маменька, а вы поче-хи-хи-му не взяли мои тапки? Щас носки будут грязными.
Юля с трудом сдержалась. Она к приходу гостей выдраила все полы так, что практически стёрла весь рисунок на линолеуме, а тут носки будут грязными! Каков гадёныш!