Пчела в цвете граната

В приёмной было душно, и Ася моментально вспотела. Ладонью собрала пот на волосы, остатки вытерла о карман спецовки. От складских сквозняков грубая спецовка спасала, а здесь становилась тяжёлой, словно рюкзак на плечах.

Секретарша вставила в стакан аккуратно отточенный карандаш. Они стояли букетом и, наверное, пахли свежим деревом, лаком, графитом, но всё это поглощал застоялый запах сажи, масла, соляры. Со временем запах завода проникал во всё – в одежду, волосы, даже пот. Запах вместе с зарплатой приносили домой, и со временем он пробирался в постельное бельё, мебель, посуду. И сколько ни мойся, ни устраивай банных дней на даче, завод липучкой следовал за тобой.

– Чего надо?

Ася замялась, сделала несколько нерешительных шагов то к кабинету начальника, то к двери на выход. По спине потёк пот.

– Я пойду, – потянулась к двери на выход Ася.

– Да что хотела? – уже ласково улыбнулась секретарша.

– Ничего не хотела. Сказали, что начальник цеха меня искал.

Секретарша прищурила глаза и, кажется, по-новому взглянула на Асю.

– Мурзина?

В горле появился ком, Ася прокашлялась. Специально сказала «искал», а не «вызывал». Слово «вызывал» влекло неведомую силу ответа за проступок.

– Зайди к парторгу.

«Оба-на! В профком, начальник цеха, парторг!» – совсем не в тему. Точно кто-то сдал.

Секретарша поднялась, вышла из-за стола и открыла дверь, но не начальника цеха, а другую, в левом углу приёмной. Ася раньше не замечала её.

– Виолетта Львовна, – куда-то в темноту комнаты позвала секретарша, – Мурзина подошла. Заходи.

Маленький кабинет, сваренный из металлических каркасов, как сотни других на заводе. За столом сидит красавица, на груди синего трикотажного платья – брошь-ромашка с «жемчугом». Над головой радио с почерневшим от пыли динамиком. На высоченном сейфе в белом горшке болезненный хлорофитум – цветок, которому неведомы солнце и свежий воздух.

– Я знаю, что ты поступила в институт, – ровным голосом сказала Виолетта Львовна.

И небо не упало на землю. И чего ему падать? Ну знает и знает. Конечно, это удивительно, что парторгу до этого есть дело. Ася покосилась на Виолетту Львовну и без энтузиазма ответила:

– Сдала экзамены, зачисление для вечерников будет только через месяц.

– Но ты же уверена, что поступила?

– Ну да. В приёмной сказали, что для поступления на вечерний вполне хватит троек. А у меня две тройки, две четвёрки. – И зачем она всё это рассказывает, не понимала Ася.

На складе на неё, наверное, написали пять докладных: поехала менять батарею, а сама пропала на полчаса. Снова лишат премии. Невелика потеря, но и приятного мало. Лучше бы постояла в очереди за денежкой. Глядишь, и получила бы под шумок, Федька наверняка уже у самой кассы околачивается, пропускает всю бригаду.

– Ты же знаешь, что Люба уходит в декрет? – издалека начала Виолетта Львовна.

«Знаю!» – рассеянно подумала Ася. Комсорг Люба Дудка дохаживала последнюю неделю и уже считала часы до декретного отпуска. Теперь придётся носить комсомольские взносы в административный корпус, где располагался головной комитет комсомола.

– Мы решили эту должность предложить тебе.

«Бух, бух, бух», – заколотило Асино сердце. «На фига! Я что, самоубийца?» – захотелось заорать Асе, но сдержалась, пригнула голову, чтобы глаза не выдали разочарование, гнев, недовольство. Сразу вспомнился Федька, один он десертной ложечкой «выедал весь мозг», а тут целый цех, двести семнадцать комсомольцев, и как минимум с десяток таких, как Фёдор.

– Как ты на это смотришь?

– Никак не смотрю, – подняла голову Ася. – Я не хочу. Мне и бригады хватает.

– Но как? – встрепенулась парторг. Видимо, она не ожидала отказа и явно его не понимала и не принимала. – Это же честь – попасть в четырёхугольник цеха!

– Можно я пойду, на складе совсем никого не осталось? – Ася понимала, что всё равно пока ещё не начавшийся спор проиграет по всем фронтам. Ей нечем крыть, кроме своего короткого, противного «не хочу». Сердце защемило, словно на нём чёрными буквами выжигалось это слово отказа.

В цехе она одна такая. Виолетта Львовна Андреева. С густой струёй белокурых кудрей над плечами, высоким лбом. Актриса, заплутавшая в заводских дебрях. Деликатные платья, высокие каблуки. Мягкий голос. Уравновешенная, складно говорящая. Куда Асе равняться с ней. И не надо уговаривать, иначе она сейчас превратится в тупого барана и начнёт хамить и бодаться. А ей надо отработать в цехе, пока не закончила институт и не нашла работу по специальности.