- Звон трензелей и гортанный говор. Твой приезжал.
"Хорошо, что в стиралку не заглянула".
- Что хотел?
- Денег привёз.
- Да ладно! Много?
- Придёшь домой, сосчитаешь. А то молодой человек стишок рассказать должен - забудет. Маршака? Барто?
- Чуковского.
- "Тараканище"? Успехов.
Профессор поспешил на лекцию.
- Иногда мне кажется, что я его ненавижу, - вздохнула Ольга.
Она посмотрела на Кулябина маслеными глазами и тихо сказала:
- Я люблю тебя, дурак. Поцелуй меня быстро.
Кулябин скользнул по её губам своими, и она всё сделала сама.
- Задержись после работы. А сейчас уйди.
В шесть вечера все ушли. Уборщица, после очередного скандала: "Где моя бумажка с записями?!" - мусор выбрасывать из корзин и пол протирать приходила в середине дня. Да и удобней ей так было: студентка подрабатывала часик-полтора сразу после занятий.
В тишине они целовались до запоя и головокружения. Константин потянул её к дивану.
- Не здесь. Не надо, - прошептала Ольга.
Она включила сигнализацию, заперла входную дверь на ключ, и парочка вышла на улицу, молча и сосредоточенно села в машину и доехала до дамбы за городом.
- Почему сюда? - спросил Константин.
- Молчи, дурачок, ничего не спрашивай.
Закатное солнце светило им в спины, и длинные тени их сливались, достигая другого берега реки. Они подошли к самой кромке воды, и река вдруг встала, перегороженная их тенями, начав подниматься слева тёмной бурой грязной пеной, заливая дамбу. Открылось илистое дно, из которого торчали местами арматура, бетонный мусор и полузанесённые коряги. Раздалась вонь гнили и тухлятины.
Они шагнули на этот ил - и не провалились, двинувшись по собственным теням, затвердевшим и ставшими мостками для них. Противоположный берег был уже тёмен, хотя солнце за спиной ещё не село за горизонт. Лишь в отблесках лучей было видно, как из трав, мокрых и высоких, выползали ужи и свивались в шевелящиеся клубки, спариваясь между собой с шипением. Из почвы, зловонной и кочковатой, вылезали дождевые черви, мокрые и липкие. Они попарно и семьями скатывались в розово-багровые клубни, которые шевелились и катались по чёрной земле, волоча за собой розовыми соплями отставших. Ольга с Константином слились вместе с ними, обмотав друг друга своими кольчатыми телами и смешав слизь свою со слизью напарника-гермафродита. Семя одного сливалось с яйцеклетками другого, всё смешивалось с выделениями остальных выползков. Над поляной летали нетопыри и с шипением падали попарно в шевелящиеся мотки змей и червей, спариваясь в резких криках. Жуки и мухи, комары и ящерицы - все предавались майскому шабашу соития и размножения. Вокруг поляны стояли чёрные старухи и хрипло хохотали, подняв руки ввысь к тёмной бездне. Едва не потеряв друг друга, два красно-алых червя вырвались из клубня и устремились, извиваясь и блестя своею слизью, к берегу реки. Вода в ней застыла на границе теней, не поднимаясь выше и не опускаясь ко дну. И черви, спиралью обвившиеся друг вокруг друга, поползли по теням на человеческий берег, в мир людей, солнца, коснувшегося уже края земли, живых трав и зацветающих деревьев.
В машине самка-куляба, с трудом дыша, попросила кулябу-самца сесть за руль - у неё дрожали руки и ослабели ноги. Он довёз её до подъезда, от малого навыка медленно двигаясь по дорогам. Они ещё долго целовались в кабине, пока не подъехало вызванное такси, и не заметили, как с балкона, оставив развешивание детского белья, за ними наблюдал Леонид Михайлович.
- Шаббат, однако, - тихо напомнил он сам себе и, расправив последние маечки и трусики на верёвке, пошёл на кухню зажигать свечи; он не соблюдал никаких иудейских традиций, но субботние свечи зажигал всегда.
Она вошла в коридор и увидела отца. Присев на пуф, стала стягивать сапожки. Отец спросил, с трудом сдерживая презрение:
- Сарафан не так и в руке пятак?
Она промолчала. Отец ушёл на кухню.
В ванной она взглянула на своё отражение и ужаснулась: губы распухли, тушь на веках застыла чёрными иглами, под глазами образовались тёмные мешки. "До чего же я дошла..." И, пустив горячую воду, стала раздеваться.
Когда она вошла в кухню с мокрыми волосами и в халате, то увидела, что столик был занят столярными инструментами, тюбиком с клеем, резаным ватманом. Отец тщательно и осторожно вставлял в рамку наклеенный на картон портрет дяди.
- В понедельник мы с Миркой пойдём с "Бессмертным полком".
- Он старший брат твоего отца - я знаю. А нам-то он кто?
- Твой двоюродный дед. Мирка - его правнучка. Шимон-Арье Смушкевич, сын жестянщика Ицхака. Посёлок Кривое Озеро Николаевской области. Лейтенант противотанковой истребительной артиллерии. Единственный с улицы, не сожжёный заживо в Черновицком лагере. Погиб под Бреслау в деревне Свидница. Перезахоронен на Центральном военном кладбище Вроцлава. Да мой дед выжил. В Воркуте.
- Ты не рассказывал - почему?
- Кому? Мирка была мала. Только сегодня спросила про "Бессмертный полк". А тебе это не нужно. Тебе вообще ничего не нужно. Деньги возьми возле плиты.
- Это он принёс? Сколько здесь?
- Считай сама, - ответил отец брезгливо.
Ольга пересчитала пятитысячные бумажки.