Печаль весны первоначальной (СИ)

- Сексуальная свобода. Я - носитель игрек-хромосомы, и ничто игрек-хромосомное мне не было чуждо. Но после развода не хотел жениться ни на ком - никому не верил. Хотя ты частично права. За девками здесь не бегал, но если случалось - не отказывался. Только ей не изменял пока женаты были... Эта фотография сделана с масляного черно-серого портрета. А сам портрет с фронтовой фотографии по клеточкам нарисовал дед Исаак в воркутинском лагере. Посадили ещё до войны как спекулянта. Жестянщика, гнувшего водосточные трубы и желоба. Паявшего самовары, кастрюли и чайники. Делавшего лейки, тазы, корыта.

- Почему ты так цепляешься за прошлое? И все твои знания о древностях... и языки эти древние... Кому это всё надо? Вечно евреи говорят о своих предках!

- Вятичи, кривичи, уличи, рабиновичи... Древнерусские племена. Я уже сказал: тебе точно ничего не нужно. В том, что твоя мать не помнит никого дальше деда, ничего знать не хочешь и ты, виноваты евреи? Турмуды - помнят, евреи - помнят. И в том они повинны перед русскими? Интересная логика. И чтоб сняли с них вину, они должны забыть, что они турмуды, что они евреи?

Ольга сказала, прожевав последний кусок:

- Вкусно. Спасибо. Дай мне жить так, как я того хочу. Я в Бога не верю.

- Страшно другое. Он может перестать верить в тебя.

Ольга громко поставила в мойку тарелку и направилась из кухни.

- За музыкалку захоти заплатить. И у них выпускной готовят, тоже хорошо бы захотеть внести.

- Я разберусь.

- Ага. Со своим очередным имбецилом. Наборщик текста - значит, много читает, интеллектуал. И профессия редкая - деньги ляжку жгут.

Но она уже ушла. Отец прибрал на столе, вымыл тарелку, подмёл пол на кухне.

Суббота прошла в поисках определения сюжета, которое дал Лотман. Потом Леонид звонил друзьям в Новосибирск, пока не вспомнил, как звали директора Института филологии. "Вот болван же! - ругал он себя. - Нет чтоб в Интернете поискать..." Нашёл и журнал "Критика и семиотика" со статьёй о нарративах, мотивах, сюжетах. Ольга уехала на студию. Мирка репетировала на пианино упражнения и этюды Чайковского. Потом дед с внучкой гуляли по лесу, рвали первоцветы, собирали сохранившиеся после зимы ягоды калины и рябины. Разглядывали первых бабочек, пчёл и шмелей - как они жадно сосут весенний нектар. А дома варили из ягод морс. Мирка тоже варила.

В воскресенье дед с внучкой в тишине, "чтобы не разбудить маму - она устала на работе", уехали в город в Детский центр, где внучка прыгала и скакала, играла и в то и в это до самого обеда. Леонид Михайлович не выдержал и, пока Мирка прыгала на батуте, кося настороженным глазом в её сторону, позвонил Софье.

- Старый клон, старый клон, старый клон стучит в окно, приглашая...

Софья произнесла сквозь смех:

- Я у мальчика, извини.

- Третий лишний?

Чувствовалось, как на том конце Вселенной вспыхнула новым светом звезда София, излучая смех и радость на всех диапазонах.

- Я репетирую. Длинный и овальный рубль зарабатываю.

- И что конкретно вы репетируете?

- Французский язычок.

- Получается у мальчика?

Софья захихикала уже громче.

- Плохо. Маленький ещё.

- А мы тут в Детском центре обедать собираемся. Когда ты закончишь?

- Ещё час.

- Поедем с нами на пляж? Можем тебя подвезти к купальнику и позагорать вместе.

- Класс!

Она назвала адрес мальчика.

Сперва обедали тут же, в Центре, а потом отправились в другое кафе "пить коктейли": воздушную пену с ягодным вкусом. И устроили угадайку: Мирка закрывала глаза, а дед подсовывал ей разные стаканы.

- Смородина! - кричала Мирка.

- Правильно! - кричал Леонид.

- Малина! - кричала внучка.

- Неправильно! - кричал дед. - Клубника!

- Ты обманщик! Ты стаканы поменял!

И дед целовал внучку в макушку.

- Возьмём Соню с собой?

- Да! - радостно закричала Мирка. - Она добрая!

И они взяли Соню, свозили её домой, и она переоделась быстро в купальник жёлто-зелёной весенней расцветки. После чего отправились на пляж, где разбит был детский надувной городок с батутами и горками. И жарились шашлыки. И блины. И варились кукурузные початки. И продавалось мороженое. И разливались квас и газировка. И самые отважные купались, а менее смелые - загорали и волейболили по кругу без сетки. Соня тут же, скинув с себя одежду, ринулась в круг. Под белой зимней кожей у неё перекатывались мускулы. И её ноги, и грудь, и попка вполне гармонировали с майским летним днём, солнцем, первой травой и весенним молодёжным гвалтом. Она составляла часть этого мира - радостную, лучистую, светлую его часть.

"Зачем ты ей? Чтоб, оберегая её, оберегать весь мир в истинной доброте и счастье. Оберег. Амулет. Апотропей. Старый гриб, - смешивая оптимизм и пессимизм в одном флаконе, думал Леонид Михайлович. - А на кулаках двадцать пять раз отжаться кто может в моём возрасте? А пудовик тридцать раз поднять? А подтянуться семь раз - старый и толстый? Но тридцать лет... и не в сумме... Не всякому дано старение. Большинству дано гниение".