Печаль весны первоначальной (СИ)

- Да. Ты запирался в комнате для написания статей. Ты пропадал то в отделе аспирантуры, то в издательском центре со своим авторефератом, то готовился к экспедиции, то организовывал чемпионат города "Что? Где? Когда?", то репетировал Островского в студенческом театре, уезжал к Лотману в Тарту, в Москву к Иванову, торопился в Кулёк...

- У меня там тоже были занятия...

- Тебе нужны были деньги, я понимала. Тебе не нужна была я.

- Неправда. Зачем ты так?

- У тебя была защита на носу. А у меня была задержка. Сперва две недели. Три. Месяц.

- Ты ничего не говорила. Почему?

- А ты бы услышал? А услышал бы - что сказал? При том бешеном темпе, в котором ты жил, ни мне, ни будущему ребёнку не было места.

- Я был эгоистом - прости.

- Нет, ты не был эгоистом - я была вне твоей жизни. Это я была эгоисткой: думала о себе и о...

Она замолчала.

- Знаешь, я сейчас даже плакать не могу. И тогда не могла - не было возможности плакать. Надо было срочно что-то предпринимать.

- И ты вышла замуж за Лапу.

- Он женился на мне лейтенантом, сразу после выпуска из училища. А я перевелась в Пед и тут же попала на выпускные экзамены - там учились четыре года. Досдала пару курсов, сдала госы, получила диплом и незапланированную беременность. Только Семёну не говори - он уверен, что она его дочь.

Леонид глупо смотрел на Рину.

- У меня есть дочь...

- Нет. У меня есть дочь. У Семёна есть дочь. А тебя здесь не стояло.

- И он ничего не заметил по срокам?

- У него в это время были общеармейские учения Северного округа. Его четыре месяца дома почти не было. А подставить к римской цифре "два" - "февраль" палочку, превратив её в "март", труда большого не надо было. Родилась она в роддоме Хатанги, свидетельство получали в Ханты-Мансийске. Справка затёрлась, никто в ЗАГСе не обратил внимания на подделку. Мы объехали, наверное, все казармы Севера: от Полярного Круга и Нарьян-Мара до Тюмени и Кулябы, куда он получил назначение уже майором. Он же не сдался, мой Сёмка, - учился в Академии. Не спал по ночам. И Лапушек своих любил до смерти. И я его люблю. А ты даже думать не смей.

Она допила вино, стёрла красную полоску над верхней губой.

- Зря я тебе рассказала. Вырвалось. Нет у тебя дочери.

Но тут Семён Иванович Лапа закричал, хлопая в ладоши:

- А вот моя Лапушка младшая!

Из дома вышла Соня, неся ведёрный самовар.

- Она же Гаврик. Соня Гаврик...

- Ты даже фамилии моей не знал!

- Гаврик. Ты же Гаврик...

Леонид закрыл глаза.

- Уйди, - прошептал он.

- Не смей даже думать рассказать ей об этом, кот учёный.

Как прошёл остаток вечера, Леонид помнил смутно. Пили чай, ели торт. Отмывали Мирке рожицу от крема. Отмывали рожицу от крема у её подружки. Соня кружилась около стола, принося то ложки, то чашки, унося тарелки и блюдца. Пару раз она незаметно подмигивала Леониду и улыбалась ему издалека.

- Нет. Только не это. Она солгала. Этого быть не может.

Уже при звёздах разъехались по домам. За рулём сидела Ольга - Леонид выпил бутылку коньяка и не опьянел. Но наступило оцепенение, и сумерки спустились на мозг. Гулко стучало в груди и тупо пульсировало в голове.

- Только не это, - шептал Леонид, сидя на кухне.

- Я уложила Мирку. Ты не идёшь спать?

- Посижу.

- Здорово, что ты меня взял с собой. Давно так перспективно не отдыхала.

Ольга чмокнула отца в щёку и ушла в спальню. А Леонид выключил свет и почти упал на холодный линолеум - алкоголь и ужас отключили ему сознание.

Ничего не произошло. Никаких эксцессов. Гром не грянул, карающий меч не обрушился. Ни инсульта, ни паралича, ни амнезии. Даже с ума не сошёл.

Утром вскочил с пола в шесть. Устроил себе контрастный душ. Сварил Мирке яйцо всмятку на завтрак. Подогрел на водяной бане йогурт. Заварил чай Ольге, сделал кофе себе. Всё рутинным путём. Верным дао идёте, товарищи! А вот кудао? Тудао или не тудао? И каково оно - ощущать себя кровосмесителем?

Он сел на табурет и мгновенно отупел. Ни одной мысли. Ни шевеленьица души. В пустой груди под левым лёгким сердце работало в обычном режиме. Но почему-то чувствовалось, что оно там есть и весит больше, чем ему положено.

Он поднял глаза на потолок.

- Но ведь я же не знал. И я люблю её.

Но потолок не ответил. С обратной стороны потолка вставала семейная пара, собираясь на службу. Супруги не здоровались друг с другом, не желали друг другу доброго утра, не завтракали вместе - они существовали биологически рядом и разговаривали только про еду и предстоящий ремонт.

Потолок молчал.

- Привет, - заглянула по пути в ванную Ольга. - Как ты?

- В пределах нормы.

- Мирку разбудишь?

Леонид покивал.

- Что-то ты молчаливый с утра.

- Устал от вчерашнего. Тебе машина нужна? Мы можем на такси.

- Нет. Я задержусь сегодня. Меня привезут.

Леонид снова покивал.

- Во множественном числе привезут?

Ольга улыбнулась.

- Наконец-то вижу, что в норме. В единственном числе.

И ушла под душ.

В машине по дороге на студию она протянула отцу конверт с "зятьковыми" деньгами.

- Заплати за Мирку в музыкалке и в школе. И никогда так больше не делай.

- Ты ему звонила?