Печальная история братьев Гроссбарт

Барусс побежал обратно в привратный зал, оттуда – вверх по лестнице, не задумываясь, чем это ему глаза на миг застлало на кухне. Не в силах согнать с лица счастливую ухмылку, Родриго помчался по коридору, увидев, как капитан скрылся на втором этаже. Арбалетчики чуть не пристрелили юношу, когда тот вломился в комнату, и сдерживаемая радость вырвалась из его груди взрывом истерического хохота, вызванного картиной, которую Родриго увидел в столовой.

Из одежды на французском рыцаре осталась только набедренная повязка. По обе стороны от него стояли Гроссбарты: Манфрид натянул верхнюю часть его лат, а Гегель неуклюже прилаживал поножи на свои кривые ноги. Пьяный Аль-Гассур в железном шлеме сидел в кресле капитана и время от времени неуклюже просовывал горлышко бутылки под вытянутое забрало. В другом кресле растянулся Мартин; ворованное кардинальское облачение висело на его тонких руках, как смоченные в крови крылья летучей мыши. Приладив на место железный гульфик[34], Гегель постучал по нему костяшками пальцев и со значением усмехнулся кипящему шевалье.

– Капитан просит вас в свои покои, – отсмеявшись, сообщил Родриго. – Я останусь стеречь француза.

– За ртом его следи зорче, чем за всем остальным, – посоветовал Манфрид.

– Но без железок своих он уже не так много болтает, – заметил Гегель, и братья ушли.

Со звоном и лязгом Гроссбарты поднялись по лестнице, при этом оба думали, что брату досталась лучшая часть громоздких доспехов, которые в разрозненном виде еле держались на их телах. Капитан впустил их и впервые заметил араба. Он ввел их в комнату, но дверь и клетку оставил нараспашку, указав на несколько открытых сундуков. В них поблескивали монеты, другие россыпью покрывали ковер. Гроссбарты скрыли изумление и алчность куда лучше Аль-Гассура, который облизнул губы и поставил костыль так, чтобы он мог зацепиться за край ковра и позволил арабу растянуться на полу. Но прежде чем он успел привести план в исполнение, Барусс обратился к ним, и при его словах в горле араба комом встала благодарность.

– Вынесите это в сад, – приказал капитан, – и живо, потому что, насколько я знаю Страфаларию, нам сильно повезет, если он оставит нам время до заката.

– Дозволено ли мне будет наполнить мешок, ибо калека не сможет нести целый сундук? – спросил Аль-Гассур.

– Вон там стоит ведро, – Барусс кивнул в сторону бассейна, к которому Манфрид бросился прежде, чем араб успел пошевелиться.

– А зачем мы их тянем в сад, вместо того чтобы спустить сам знаешь, куда? – спросил Гегель, не сводивший глаз с брата.

– Это хитрость, дорогой мой Гегель, – объяснил Барусс, поднимая один из сундуков, – уловка, чтобы отвлечь горожан. В корыте Анджелино мы не сможем даже выйти из гавани, если кто-то увидит, как мы поднимаемся на борт. Нет, нужно все глаза направить в другую сторону – на развалины особняка дожа, пожар в моей усадьбе и чудо золотого дождя на улицах! Спешите, псы, спешите!

– Не смей называть меня зверем, – проворчал Гегель, поднимая другой сундук.

Аль-Гассур притворился, будто подвязывает подол своего балахона, когда в него прилетело, больно ударив по пальцам, ведро. Манфрид расхохотался, когда араб рухнул на пол с тайной радостью от того, что хозяин облегчил ему задачу. Он застонал и принялся кататься по полу. Прежде чем Аль-Гассур достаточно оправился, чтобы встать, его остроносые туфли и тайные кармашки проглотили примерно дюжину дукатов.

– Хватит корчиться, – приказал Манфрид, схватив Аль-Гассура за ухо.

– Простите, простите, – всхлипнул араб, неуклюже наполняя монетами ведро – и свои рукава.

Все потрусили вниз и вышли в сад, а потом на глазах озадаченных наемников вывалили содержимое сундуков в ковш поверх вонючего трупа кардинала Бунюэля. От этой картины все трое расхохотались, и Аль-Гассур покорно присоединился к господам. Отдышавшись, Барусс повернулся к остальным и утер пот с порозовевшего лба.

– Давайте обратно, – приказал капитан, – еще одна ходка.

Радость от еще одного похода за сокровищами обратилась в ярость, когда они увидели громадный якорь у одной из стен привратного зала. Затем последовали проклятья, ругательства, кряхтение и мычание, но в конце концов исполинский кусок железа улегся рядом с трупом Бунюэля в засыпанном монетами ковше.

– Очень, – выдохнул запыхавшийся Барусс. – Важно. Чтоб. Мы. Не. Жахнули. Слишком. Рано. Черт.

– По твоему слову, – сказал Гегель и пожал плечами, глядя на Манфрида. – А теперь давай добудем вина и сосисок.

Барусс облизнул губы:

– Мудрое решение.

Манфрид обошел махину и направился к задней двери в кухню. Но прежде пресек все попытки Аль-Гассура задержаться в саду. Гегель напомнил арбалетчикам у задней двери о судьбе, которая ждет воров, а Барусс добавил, что вскоре все они отплывут из города с куда большим богатством в трюме. В столовой шевалье Жан попытался подкупить Родриго и теперь сидел с расквашенным носом. Вопреки манерам и богатой одежде, юноша не принадлежал к благородному роду землевладельцев и ненавидел тех, кто принадлежал.