Возившийся с ключами Барусс, несмотря на тяжелые раны, хохотал так, что тряслись стены. Один из наемников потерял сознание от жара, перевалился через балюстраду и упал, прежде чем кто-либо успел его подхватить. Когда распахнулась дверь, они увидели, что несколько копейщиков все же рискнули войти в пылающий дом и побежали за ними по лестнице. Барусс повернулся, чтобы схватиться с ними, но Гроссбарты затащили его внутрь и захлопнули дверь, зная, что у него остался единственный ключ от клетки, где они все теперь сгрудились. Капитан отомкнул металлическую дверцу, и они ворвались внутрь, но тут Аль-Гассур задел тлеющую дверь, и его пропитанная маслом одежда вспыхнула. Остальные бросились прочь от него, но араб метнулся и сиганул в воду, так что его усы – и все остальное – громко зашипели.
Аль-Гассур всегда считал асексуальность глубоко практичным делом, но, когда открыл глаза в жгучей морской воде и увидел образ ангела всех своих подавленных желаний, воплощение женственности, его сердце начало плавиться, а другая часть тела окаменела. Барусс бросился следом за арабом и выволок его из воды за волосы. Женщина метнулась прочь в темный угол бассейна. Шевалье Жан попытался превратить свою рану в драму и трагедию, но протяжные стоны принесли ему лишь оплеуху от Гегеля. Когда последний оставшийся наемник вытащил болт из его руки, гордый рыцарь хотел было лишиться чувств, но Гегель ухмыльнулся и подставил острие кирки под его подбородок. Это сразу помогло французу твердо встать на ноги.
Манфрид догнал капитана и хорошенько пнул ногой Аль-Гассура, который завывал на полу. Нужда заставила араба сделать то, о чем Манфрид тайно мечтал всякий раз, входя в эту комнату. Барусс стащил простыню с кровати и перевалился через край громадной ванны. Оказавшись по пояс в воде, он что-то зашептал, обращаясь к женщине.
Где-то за дверью обрушилась балка; копейщики, пытавшиеся пробиться внутрь, завопили, когда пол подался под ногами и увлек их в огненную преисподнюю. Тот, что успел схватиться за балюстраду, страдал чуть дольше товарищей, но наконец разжал сплавившиеся пальцы и упал. Мартин носился по комнате, рассыпаясь в проклятьях, и плевался, его слюна шипела на дымящихся коврах.
– К Деве! – заревел Гегель, хватая одну из сваленных на столе сумок и засовывая ее Мартину под левую руку.
Барусс загородил Манфриду вид, но затем она выступила вперед. Ее тело укрывало лишь мокрое полупрозрачное полотно. Аль-Гассур пополз за последним наемником и Родриго, которые уже скрылись за статуей Девы Марии. Гегель схватил брата за руку и прижал к его груди сумку.
– Это не Гипет, братец, – нараспев проговорил Гегель, глядя Манфриду в глаза.
Она сделала еще шаг по направлению к Манфриду, но тот сумел найти в себе силы отвернуться. Шевалье Жан и наемник спускались за Родриго по железным скобам; за ними, немного поотстав, пыхтел Мартин. Аль-Гассур потянулся за упавшей на пол монеткой, но та обожгла ему пальцы, а где-то в комнате начали взрываться бутылки, взревел огонь, и на них посыпались осколки стекла, сверкающие в охватившем стены пламени. Затем Гегель швырнул арабу полный мешок дукатов, который тот подхватил, заслышав звон, вместе со своим упавшим костылем, прежде чем скрыться в шахте.
Капитан вскинул на плечо одну из сумок, но оставалось еще шесть, и братья неуклюже сбросили их в колодец позади Пресвятой Девы. За их спинами раздался жутких хруст и треск, и Гроссбарты увидели, как вся громадная ванна сперва на миг приподнялась, а затем рухнула вниз, увлекая за собой пол в комнате. Гегель прыгнул за Деву и задом принялся спускаться в колодец, но с досадой заметил, что Манфрид повернулся к чему-то невидимому для брата. Гегель успел преодолеть всего одну скобу, прежде чем вообразил, как коварная женщина губит разом Барусса и Манфрида.
Упавшее сверху стропило придавило женщину к полу. Капитан безуспешно попытался его поднять, завопив, когда тлеющее дерево обожгло ему руки. В нос Манфриду ударила вонь горелой кожи и мяса; он отвернулся от Девы и брата, чтобы помочь капитану. Женщина не кричала, не стонала, не плакала, лишь улыбнулась им, когда они подняли с ее ног пылающее бревно. Она скользнула прочь, и мужчины бросили стропило – в тот самый миг, когда пол провалился под балкой.
Теперь от Девы их отделяла пропасть, по трескучим стенам вокруг их островка пола вилось пламя. Лицо капитана потемнело, его слезы превращались в пар прежде, чем касались земли. Манфрид схватил женщину в охапку, покрепче уперся каблуками в пол и швырнул ее через огненный провал. Она ударилась головой о ноги Девы, растянулась и лежала неподвижно. Капитан взвыл и прыгнул следом.
И почти допрыгнул.