– Я тоже хочу исповедаться, – сказал Родриго, когда смех, вызванный Аль-Гассуром, стих. – Когда я поднялся на палубу корабля, я не собирался спасать вас, просто хотел посмотреть, как вас повесят, увидеть ваши страдания, ибо винил вас и виню до сего дня в смерти Эннио.
– И что принесло просветление в твою невежественную задницу? – поинтересовался Манфрид.
– Один дурак выстрелил в меня из арбалета, а потом другой попытался меня зарезать. Это отрезвляет.
Родриго, как и Аль-Гассур, ждал пинка, но того не было.
– Убил этих свинорылов – вот и вся епитимья, какая тебе нужна, мальчик, так что объявляю тебя очищенным, – провозгласил Гегель.
– Еретики! – воскликнул Мартин, указывая на них. – Клянусь Целомудренным лоном Девы Марии, вы все – еретики!
– Шуметь прекрати, – сказал Гегель, – а то я тебя разжалую в епископы.
– Богохульник! – взвился Мартин. – Только Господь может меня судить!
– Он шфито́й! – Рафаэль указал культей на Гегеля, а затем перевел ее на Мартина. – Жнай шфое мешто, поп!
– То, что ты с нами скачешь, не значит, что мы тебя не казним к ядреной скатерти, – напомнил Мартину Гегель. – Ты в последнее время частенько оступаешься, но хоть и кощунствовал недавно, я верю, что ты ненавидишь демонов, ведьм и всех прочих тварей. Так что пойдешь, скорее всего, наверх, даже если я тебя прикончу, как драного пса. А если нет, это уж твоя вина. Что ты там говорил: все мы – орудия, и что воля Ее исполнится?
Все смотрели на кардинала Мартина, а он стоял на дрожащих ногах и разглядывал четверых мужчин, с которыми провел столько дней. Все было так невыносимо неправильно, что он не сказал ни слова, повернулся и ушел в ночь под звонкое улюлюканье Гроссбартов. Вместо того чтобы подойти к второму костру, священник побрел в открытую пустыню, где холодный ветер очистил его разум от Гроссбартовой пыли, покрывавшей его так долго, а здоровая рука сорвала с тела купленное убийством кардинальское облачение. Взобравшись на дюну, Мартин пошел по гряде и шагал, пока розоватая полная луна не скрылась вновь за облаками. Совершенно голый, пьяный и обезумевший от ясного осознания того, что он сотворил за последний год своей жизни, он оглянулся на два костра и заплакал.
Прикрыв глаза, вспомнил прошлое – настоящие события, а не историю, которую выдумал. Мысли его отвратились от вранья, в которое Мартин сам почти поверил, и перед глазами встала Элиза, такая, какой она прощалась с ним, прежде чем скрыться за воротами монастыря, где проживет остаток дней без него. Птичий Доктор явился за ними в саду, но, когда Мартин упал на колени в великом ужасе, она схватила его посох и ударами загнала демониака в огонь. А когда нечистый дух оставил свой сосуд и бросился на них, ее пламенный посох оградил их обоих от одержания. Затем демон вошел в злосчастного всадника и сбежал, а они вдвоем побрели на юг. Даже после того, как Элиза скрылась за воротами женского монастыря, Мартин не мог поверить в ее решение, и еще год миновал, прежде чем он вновь облачился в рясу, взял посох и отправился в путь, чтобы отомстить.
Сломленный монах не услышал шорох песка, когда по дюне у него за спиной взбиралось громадное создание, но различил мягкий, теплый перезвон голоса Элизы, от которого слезы побежали по его обветренным щекам. Мартин не почувствовал теплого дыхания, исходившего из дюжины пастей возникшего у него за спиной Магнуса, но сжал руку у нее на плече, когда она сказала, что им до́лжно расстаться и искать утешения в Боге, а не друг в друге. Огромная крысиная голова, которая заменяла Магнусу кисть левой руки, охватила увечную руку и часть груди Мартина, прежде чем пасть сомкнулась. Тело его вдруг повело себя странно, и грудь обожгло, но в монастыре своего разума Мартин наконец простил ее за то, что она его бросила. Но даже умирая, не мог простить самого себя. «Может, Бог простит», – подумал он, а потом все мысли кончились.
– Мартин, – проговорило голосом Генриха создание, поселившееся внутри крестьянина, который сидел на плечах Бреннена. – Монах, один из немногих, что ускользнули от меня в минувшие годы. Как можно сомневаться в существовании Судьбы, когда нам явлено такое подтверждение – счастливая встреча столько лет спустя?
Генриху нечего было предложить, кроме глухой решимости двигаться дальше, чтобы отыскать Гроссбартов прежде, чем сам он уснет вечным сном. Его обитатель лишь направил их общие глаза на два костра, пылавшие у подножия дюны, и слезы радости покатились по щекам и упали в пасти Бреннена. Иссохшие оболочки Паоло и Витторио тоже возникли в лунном свете, и – неотвратимые, как сама смерть, – все пятеро устремились вниз по склону, чтобы наброситься на Гроссбартов.
XXX
Справедливое воздаяние
– Сим Мартин от своей должности отстраняется, – сказал Гегель, кивнув в темноту, где скрылся кардинал. – Так что теперь ты, выходит, первосвященник или прелат, братец.
– Эту честь я с радостью приму, – пробулькал Манфрид, не отрываясь от бутылки.
– Риго, Раф, вы теперь два епископа. Черт, да и ты тоже епископ, араб.