Печальная история братьев Гроссбарт

Результат не заставил себя ждать. От вопля Магнуса ночные птицы взмыли в небо, а сердце пробегавшего мимо зайца разорвалось от ужаса. Углежог отпрянул от жены, его тело били судороги, внутренности вывалились на палую листву, потому что руки не держали их на месте. Объятая страхом, Николетта смотрела на него. Она поднесла нож к своему горлу на случай, если убила мужа. А потом, когда конь забил копытом и потянул веревку, которой она привязала его к ближайшему буку, окровавленные кишки вдруг потянулись обратно, внутрь раны на животе. Николетта улыбнулась, а затем начала одновременно смеяться и плакать.

Она не могла больше смотреть, как он страдает, поэтому, пока он катался по земле, рычал и выл, верная жена вернулась к хижине, чтобы ее приготовить. На небе сияла луна, когда она вытащила разложившиеся останки наружу, а потом забрала головы и швырнула в кусты. Николетта ведь была женой углежога, поэтому сумела развести огонь на сухих листьях, и вскоре в очаге заплясало пламя. Она поправила упавшее кресло и убрала груду лохмотьев, а затем сняла свою одежду и добавила ее к груде листьев, которые собрала, чтобы устроить уютное гнездышко у огня.

Дожидаясь мужа, она заметила кровь, текущую у нее по бедру, но сразу поняла, что это лишь месячные. Побоявшись, что в темноте его глаза могут оказаться слабее, чем нюх, она размазала кровь по всему телу, проводя пальцами по грудям, губам и щекам. Николетта припомнила, как ждала зверя давным-давно, одетая точно так же, и захихикала, точно маленькая девочка. Долго ждать ей не пришлось.

После того, как они в первый раз в жизни занялись любовью, он задремал возле очага, а она поглаживала его мех. И, хотя в глазах Магнуса поблескивали боль и замешательство, его лицо засияло новым светом. Лишь шрам на животе напоминал о том, что произошло нынче утром. Теперь пришел ее черед говорить – всю ночь напролет. А он молча слушал. Николетта рассказала ему, как они покинут лес и отправятся вдвоем высоко в горы. Лес ведь не вечно будет оставаться неизведанным, а она надеялась на долгое счастье для них обоих. Со временем он снова научится говорить, а до того времени она будет разговаривать за двоих.

VIII Довольно разговоров

Снегопад закончился, встало солнце. Гегель молча пялился на Николетту. Рассказывая свою историю, она ела одну за другой миски какой-то вязкой жижи из ведра, стоявшего рядом с креслом, но Гроссбарта беспокоило не ее внезапное пристрастие к глине. Он встал, пошатнулся и швырнул свою бутылку в огонь, где та взорвалась. Выхватив меч, он заорал брату:

– Манфрид, вставай!

Гегель попятился так, чтобы клинок оставался между ним и ведьмой.

Та лишь тихонько закудахтала, продолжая сидеть в кресле. Манфрид осоловело уперся спиной в заднюю стену и приподнялся. В недоумении он переводил взгляд с Гегеля на сидящую старуху. Господи Иисусе, ну и развалина.

– Тише, тише, – проговорила она.

– Тише?! Ты, проклятая ведьма, я тебе голову отрублю!

В глазах у Гегеля помутилось, то ли от усталости, то ли от ярости, то ли от выпитого, он и сам не знал.

– Ведьма? – Манфрид попытался встать, но сполз вниз по стене. – Это ведьма, брат?

– Ты знал, кто я, когда позволил мне прикоснуться к тебе и твоему брату, – терпеливо сказала она.

– Это правда? – Манфрид пронзил брата испепеляющим взглядом.

– Не подходи!

Гегель занял место между Николеттой и Манфридом. Он хотел отрубить ей голову одним ударом, но побаивался приближаться. Наверняка ведьма владеет опасными чарами.

– Держи свое слово, Гроссбарт, – сказала Николетта, и ее глаза вспыхнули, хотя огонь в очаге угас, и не было пламени, которое могло бы в них отразиться.

– Это она призвала на нас мантикору?

Голова Манфрида кружилась, а его оружия не было видно.

– Да черт бы его побрал! – Гегель не мог заставить себя не кричать. – Никакая это была не маникора, а треклятый гару, я ж тебе говорил!

– По-французски значит «волк»[12],– вмешалась Николетта. – Не думаю, что так можно назвать Магнуса, разве что метафорически.

– Заткнись! – В висках у Гегеля пульсировала боль. – Просто рот закрой!

Все трое замолчали. Манфрид сумел, опираясь на стену, подняться, но его колени дрожали. Николетта продолжала сидеть, глядя на Гегеля, который отступил еще на шаг и схватил брата за плечо.

– Что случилось? – прошипел Манфрид на их личном говоре.

– Ведьма, – так же ответил Гегель.

– Это я понял, но какого черта мы делаем в ее доме?

– Ты захворал, я тебя сюда притащил. Она тебя вылечила.

– Не хочу с тобой спорить, но это дело все-таки доброе.

Манфрид выглянул из-за плеча Гегеля, чтобы рассмотреть ведьму.

– Я заплатил, – ответил Гегель и невольно содрогнулся. – Ничего доброго в том не было.

Во время этого разговора Николетта внимательно наблюдала за братьями, склонив голову набок, точно любопытное животное. Теперь она улыбнулась и снова откинулась на спинку кресла. Далось не сразу, но теперь она разобралась.

– Так если она ведьма, чего ты ждешь? Руби ее, пока она нас не заколдовала!

Манфрид замотал головой, пытаясь вытрясти сонный морок.