Но я этого не сделал. Он меня наставил. Демон, который требует, чтобы я отдал свою душу, прежде чем захватить мое тело, это демон, который
Я сумел потушить огонь в снегу, хотя моя грудь и живот по сей день несут шрамы того жара. Она и он завопили хором, но в ее кипящих глазах я все равно видел лишь любовь, пробивавшуюся сквозь боль. Они побежали к тому же сугробу, что и я, но я безжалостными ударами отогнал их. И, когда ее голос смолк, а его почерневшая тень попыталась выскользнуть, рассек шкуру твари своим пылающим посохом и услышал: она выкрикнула мое имя, как мне показалось тогда, прежде, чем умереть.
Да, благодарю покорно. Кстати, эта уже почти пуста, а другой у вас… Отлично, спасибо. Спасибо.
Нет. Если бы так! То, что я принял за предсмертный вой, было торжествующим воплем, ибо позади меня на двор въехал путник верхом на коне. Его тут же стошнило от зловонного тумана, исходившего от ее опаленного тела, но в этот миг тончайший, едва заметный образ твари метнулся ко мне, но я отбил его своим огненным жезлом, и демон прыгнул на новоприбывшего.
Был он посланцем из соседнего городка или братского монастыря, или солдатом, вернувшимся с войны, или торговцем, который привез пожертвование? Я не знаю, даже лица его не разглядел, но в ту роковую ночь я слышал, как он кричит и корчится, когда тварь пробиралась внутрь, а конь пустился галопом прочь, унося на себе злополучного всадника. Я понял, что враг ускользнул от меня, но понял и то, что Его Очищающий Огнь может принести твари погибель, если рядом не окажется иной уязвимой жертвы. Почему он просто не вошел в мое тело? Только из-за загоревшегося посоха, что преградил ему дорогу, или меня защитила глубокая вера в то, что демон не может мне повредить? Или у меня оказалась некая природная невосприимчивость к его чудовищной болезни? Сегодня я этого не знаю так же, как и в ту ночь. Но с тех пор жизнь моя вращалась вокруг того, чтобы выследить демона и его злобных сородичей, истребить всюду, где они разносят чуму.
А? Что? Да, конечно. Не сходя с места, я вновь облачился в сутану и дал обеты, от которых прежде так легко отрекся, и вновь лишь Он был моим свидетелем, но только этот свидетель и важен. В отличие от клятв, данных в юности, эти обеты я давал всей душой и плакал. Плакал, а слезы мои шипели на ее дымящихся останках, а я клялся, что заслужу свое место в вечности рядом с ней и с Нею. Я знал, Он желает, чтобы я свершил больше, чем позволяет даже мой орден, поэтому стал священником, а не простым иноком. С того часа всякий день я провожу в поисках, ищу хоть какой-то след! Последние годы оказались плодотворнее, но и опаснее, ибо вспышки чумы происходили все реже, а это вело меня к победе, которую вы, похоже, у меня отняли. Но так и лучше, ибо, окажись я там, лишь Ему одному известно, какой опасности подверг бы я свою душу, столь сильна во мне жажда мести. Были и другие между мной и им, меньшие духи, щетинистые черви, что скрываются внутри одержимых, – их я безжалостно истреблял и изгонял, всех, кроме него, этого могущественного злодея, что предпочитает получать в дар, а не красть своих коней, а значит, приютивший его человек, за которым я гнался по этим горам, был некромантом или дьяволопоклонником, колдуном или убийцей.
Не буду утомлять вас описанием трудностей, которые мне пришлось преодолеть в добром граде Авиньоне, где изукрашенные башенки и пышные деревья потирают друг друга в суровом подобии того состояния, в которое погрузилась наша возлюбленная Церковь. Святой официум, трибунал, призванный истреблять зло, признает бытование ересей, но сомневается в существовании ведьм и колдунов, некоторые даже не верят в материальное существование демонов! Что за безрассудство? Они мне говорят, что лишь женщины восприимчивы к одержанию, и даже они обязательно должны согрешить, чтобы демон сумел войти. Они перемигиваются и говорят, что демоны обитают в кишках, а не в гуморах, и наложением креста можно изгнать их и спасти одержимого. Ложь и заблуждения, насажденные тем самым злом, которое мы призваны искоренять! Прежде всех прочих мы должны исполнять этот прискорбный долг, но они не хотят меня слушать, своего брата, который сражался с одним из слуг Люцифера! Но никогда, никогда я не забуду ее лица и слова, которые она произнесла, прежде чем навеки покинуть меня: «Нужно хранить веру. Господь нас спасет».
XIV
Скучная дорога