Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

События, о которых упоминали важные люди, собравшиеся за игрой в соло, в тот памятный вечер, когда был устроен праздник по случаю сватовства Кавалканти, разворачивались с невероятной быстротой. Сила идей и чувств Куарезмы выражалась в неожиданных действиях, совершавшихся без всякого перехода и с быстротой вихря. Первый его поступок удивил всех, но за ним следовали все новые и новые, и то, что вначале казалось экстравагантностью, небольшим чудачеством, вскоре стало выглядеть откровенным безумием.

За несколько недель до сватовства, на открытии заседания Палаты депутатов, секретарю пришлось прочесть необычное прошение: этому тексту посчастливилось получить широкое распространение и удостоиться таких комментариев, которые редко сопутствуют документам подобного рода.

Шум и беспорядок, неизменно сопровождающие благородную работу законодателей, не дали депутатам услышать его; однако расположившиеся неподалеку от президиума журналисты разразились хохотом, совершенно неуместным в этой величественной обстановке.

Смех заразителен. Дойдя до середины, секретарь исподтишка засмеялся сам, а под конец смеялись и председатель, и протоколист, и мелкие служащие: все они и собравшиеся вокруг них долго хохотали над прошением, некоторые старались сдерживаться, а у других от смеха даже выступили слезы.

Те, кто знает, сколько усилий, труда, щедрого и бескорыстного воображения требует такая бумага, тяжко опечалились бы, услышав безобидный смех, сопровождавший ее чтение. Документ, поступивший в Палату, заслуживал возмущения, гнева, враждебного издевательства, но не этого невинного, безосновательного веселья: так смеются над кривляньем паяцев, представлением бродячего цирка или гримасами клоуна.

Смеявшиеся, однако, не знали причины появления документа и увидели в нем лишь повод для громкого, неожиданного веселья. Заседание в тот день было скучным, так что назавтра прошение было опубликовано — и склонялось на все лады — в парламентских разделах газет. Вот его текст:

«Поликарпо Куарезма, гражданин Бразилии, государственный служащий, уверенный в том, что португальский язык для Бразилии — не исконное, а заимствованное наречие; убежденный также в том, что, ввиду этого, устная и письменная речь, особенно когда дело касается литературы, находится в унизительном положении, страдая от суровой критики со стороны собственников языка; знающий, кроме того, что в нашей стране писатели и ученые, особенно специалисты по грамматике, ничего не понимают в грамматических правилах, и наблюдающий за ежедневными острыми спорами между самыми вдумчивыми исследователями нашего языка, — пользуется правом, предоставленным ему Конституцией, и просит Национальный конгресс объявить тупи-гуарани государственным и национальным языком бразильского народа.

Податель сего, оставляя в стороне доводы исторического порядка, подкрепляющие его предложение, просит позволения напомнить, что язык есть наивысшее выражение мудрости народа и его наиболее яркое и самобытное творение; как следствие, политическое возрождение страны должно дополняться и завершаться языковым возрождением.

Помимо этого, уважаемые члены Конгресса, тупи-гуарани — самобытнейшее агглютинативное наречие, единственное, которое позволяет нам рассказать о красотах нашей страны и не терять связь с нашей природой, а также находится в полной гармонии с нашим речевым и понятийным аппаратом, ибо является созданием народностей, живших и живущих доныне на этой земле, а следовательно, обладающих физиологическим и психологическим устройством, к которому мы должны стремиться, избегая тем самым бесплодных грамматических противоречий — следствия нелегкого приспособления чужеродного языка к нашему ментальному и речевому строю, противоречий, немало препятствующих развитию нашей научной и философской культуры.

Уверен, что мудрость законодателей позволит найти способ реализации этой меры, и отдаю себе отчет, что члены Палаты депутатов и Сената оценят ее масштаб и общественную пользу.

Остаюсь в надежде на удовлетворение своей просьбы».

Прошение майора, должным образом подписанное и оформленное, несколько дней было главным предметом всех бесед. Его опубликовали все газеты, сопроводив шутливыми комментариями, и не было никого, кто не съехидничал бы по этому поводу, не поупражнялся бы в остроумии, вспомнив о Куарезме. Но этим дело не закончилось — нездоровое любопытство требовало большего. Стали выяснять, кто он такой, на что живет, женат ли он или холост. В одном иллюстрированном еженедельнике поместили карикатуру на майора; прохожие стали показывать на него пальцем.

Несерьезные газетенки, упражнявшиеся в остроумии и насмешках, рьяно набросились на несчастного майора. Обилие материалов на эту тему отражало радость редакторов, нашедших легкий способ привлечь читателей. Там и сям попадалось: «Майор Куарезма сказал то-то, майор Куарезма поступил так-то».