Печальная судьба Поликарпо Куарезмы

— Нет. Вы как раз вовремя.

К майору Куарезме пришел Рикардо Корасао дуз Отрус, известный своими талантами по части исполнения модиний и игры на гитаре. Вначале его слава не выходила за пределы маленького пригорода: на тамошних вечеринках он выглядел как Паганини на празднестве в герцогском замке. Понемногу, с течением времени, он покорил все окрестности города, улучшая и укрепляя свое положение, пока не стал чем-то вроде вещи в себе. Но не думайте, однако, что Рикардо был заурядным певцом, каким-нибудь жалким недоучкой. Нет, Рикардо Корасао дуз Отрус был артистом, который был принят — более того, удостаивал своим присутствием — лучшие семейства: Мейеров, Пьедаде, Риашуэло. Редко бывало так, что на вечер у него не имелось чьего-нибудь приглашения. У лейтенанта Маркеса, у доктора Бульойнса, у достопочтенного Кастро — во всех этих домах его хотели видеть, ждали, ценили. Особенно восхищался им доктор Бульойнс — до горячки, до исступления: он впадал в экстаз, слушая пение Рикардо. «Я очень люблю слушать певцов, — признался однажды доктор, — но полностью доволен только двумя: Таманьо и Рикардо». Доктор пользовался большим почетом в предместьях — не как врач, ибо он не мог выписать даже касторки, а как специалист по телеграфному делу: он заведовал отделом в телеграфном ведомстве.

Итак, Рикардо Корасао дуз Отрус был весьма уважаем в высшем обществе предместий. То было особенное высшее общество — высшее по меркам пригорода. В основном оно состояло из чиновников, мелких торговцев, врачей с собственной практикой. Это лучшие люди, заполняющие колдобистые улицы в отдаленных кварталах, посещающие празднества или гулянья — усерднее, чем обыватели из Петрополиса или Ботафого. Там и только там, на улицах, на празднествах и гуляньях, представитель такого общества, встретив более или менее приличного человека, медленно оглядывает его с ног до головы, словно хочет сказать: «Приходи ко мне, и я тебя накормлю». Гордость пригородной знати — ежедневные завтраки и обеды: много бобов, много вяленого мяса, много подливки. Именно они, по мнению этой знати, и служат отличительным признаком дворянства, древних родов, благородного сословия.

Оказавшись за пределами своих окраин, на улице Овидор, в театре, на шумном празднике в центре города, эти господа теряются, тушуются, становятся незаметными, вплоть до того, что увядает красота их жен и дочерей — красота, почти ежедневно ослепляющая прекрасных кавалеров на танцах в их родных предместьях.

Побыв поэтом и певцом этой забавной знати, Рикардо поднялся на ступеньку выше и перебрался в город как таковой. Слава его уже достигла квартала Сан-Кристовао; еще немного (надеялся он), и Ботафого позовет его, ведь его имя уже появлялось в газетах, где обсуждали значение его творчества и особенности поэтического дара…

Но что он делал здесь, в доме, обитатели которого были одушевлены столь высокими целями и имели столь строгие обыкновения? Догадаться нетрудно. Конечно же, он пришел не для того, чтобы помогать майору в изучении геологии, литературы, истории и ископаемых богатств Бразилии. По справедливому предположению соседей, Корасао дуз Отрус явился лишь для того, чтобы научить майора петь модиньи и играть на гитаре. Все очень просто.

Соответственно своим интересам, Куарезма посвящал много времени размышлениям о том, как должна выражаться душа народа в поэзии и музыке. Обратившись к трудам историков, хронистов и философов, он пришел к выводу, что наивысшим ее выражением является модинья, исполняемая под аккомпанемент гитары. Уверившись в этом, он решительно попытался овладеть истинно бразильским инструментом и проникнуть в тайны модиньи. Будучи совершенным новичком в этом деле, Куарезма выяснил, кого считают первым гитаристом и певцом в городе, и стал брать у него уроки. Целью было узнать все о модинье и постараться сделать из нее нечто своеобычное.

Рикардо приходил для того, чтобы давать уроки, но перед этим, по приглашению ученика, делил с ним обед: вот почему известный песнопевец приходил к помощнику секретаря раньше положенного.

— Вы уже освоили ре-диез, майор? — спросил Рикардо, усевшись.

— Освоил.

— Посмотрим.

С этими словами он вынул из футляра свою священную гитару, но больше ничего не успел: вошла госпожа Аделаида, сестра Куарезмы, пригласила их к обеду. Суп уже стынет, поторопитесь!

— Да простит нас сеньор Рикардо, — сказала пожилая дама, — за такой скромный обед. Я хотела сделать цыпленка с зеленым горошком, но Поликарпо не разрешил: сказал, что зеленый горошек нам чужд, и велел подать вместо него голубиный горох. Где это видано — цыпленок с голубиным горохом?!

Корасао дуз Отрус предположил, что это, возможно, не так уж плохо: вышло нечто новое, а поэкспериментировать всегда полезно.

— У вашего друга, сеньор Рикардо, настоящее помешательство на всем национальном: ничего другого он не хочет. А мы должны есть всякую гадость!

— Аделаида, откуда эта неприязнь? Наша страна, где есть любые разновидности климата, способна произвести все необходимое для самого взыскательного желудка. Ты все усложняешь.