— Садись, Исмения, — предложила та.
— Я на минуту.
Рикардо выпрямился на своем стуле, бросил короткий взгляд на девушку и продолжил рассуждать о модинье. Пользуясь паузой, сестра Куарезмы спросила у девушки:
— Ну и когда же ты выходишь замуж?
Этот вопрос она задавала неизменно. В ответ девушка грустно склоняла вправо голову, увенчанную великолепными волосами — каштановыми с золотистым оттенком, — и отвечала:
— Не знаю… Кавалканти получит диплом в конце года. Тогда и назначим день свадьбы.
Исмения лениво растягивала эти слова, рассчитывая произвести впечатление на собеседницу.
Эта девушка, дочь генерала — соседа Куарезмы, отнюдь не была уродкой. Ее даже можно было назвать симпатичной — в мелких, неправильных чертах лица сквозила доброта. Она обручилась несколько лет назад. Жених по фамилии Кавалканти учился на дантиста; курс вообще-то был двухлетним, но у Кавалканти все это тянулось уже четыре года, и Исмении приходилось постоянно отвечать на сакраментальный вопрос: «Ну и когда же он на тебе женится?»
— Не знаю… Кавалканти получит диплом через год, и тогда…
Внутренне она не протестовала. Для нее единственным значительным событием в жизни была свадьба. Но Исмения не торопилась: ничто в ней не желало спешки. Жених у нее уже есть, а все остальное — дело времени. Ответив на вопрос госпожи Аделаиды, она объяснила, зачем пришла. По просьбе отца она хотела пригласить Рикардо Корасао дуз Отруса спеть у них в доме.
— Папа очень любит модиньи… — сказала госпожа Исмения. — Он с Севера: госпожа Аделаида знает, что северяне души в них не чают. Пойдемте.
И они направились к генералу.
II. Радикальные реформы
Майор Куарезма не выходил из дома уже десять дней. Пребывая в уютном, спокойном обиталище в квартале Сан-Кристовао, он заполнял свой досуг самым полезным и приятным для своего характера и темперамента образом. Утром, совершив туалет и выпив кофе, он усаживался на диван в гостиной и читал разные газеты, выискивая в них какое-нибудь любопытное известие, которое подсказало бы ему полезную для дорогой родины идею. Привыкнув ходить на службу, майор завтракал рано, и, даже находясь в отпуске, он — чтобы не терять времени — в первый раз садился за стол в половине десятого.
После завтрака он несколько раз обходил садовый участок, где преобладали отечественные фруктовые деревья; питанга и камбоин получали тщательный уход в соответствии с рекомендациями помологов — так, словно это были вишни или смоковницы.
Прогулка его была медленной и философичной. Разговаривая с негром Анастасио, который служил ему уже больше тридцати лет, о былых делах — свадьбах принцесс, банкротстве дома Соуто и так далее, — майор все время возвращался мыслями к вопросам, занимавшим его с недавних пор. Через час или менее того он возвращался в библиотеку и погружался в журналы Исторического института, трактаты Фернана Кардима, письма Нобреги, ежегодники Национальной библиотеки, труды фон ден Штейна, и делал примечания к примечаниям; эти листы он затем клал в маленькую папочку, лежавшую сбоку. Он изучал индейцев. Нет, «изучал» — не очень подходящее слово: это он делал уже давно, занимаясь не только языком, на котором почти уже мог говорить, и не только этнографией и антропологией индейских племен. Он припоминал (лучше сказать так), утверждал в памяти то, что вынес из своих штудий, рассчитывая создать систему праздников и церемоний, основанную на обычаях исконных обитателей нашей сельвы и охватывающую все стороны общественных отношений.
Чтобы лучше понять мотивы майора, не следует забывать, что после тридцати лет философствования по поводу патриотизма, исследований и размышлений его идеи вступили в период зрелости. Убеждение в том, что Бразилии всегда суждено быть первой страной в мире, и горячая любовь к родине приобрели теперь деятельную форму и толкали к великим свершениям. Он ощущал в себе повелительную необходимость действовать, отшлифовывая и уточняя свои идеи. То были небольшие улучшения, мелкие штрихи, поскольку и без того (как он полагал) великая страна Южного Креста должна была превзойти Англию — требовалось лишь время.
Здесь имелись все разновидности климата, все плоды, все минералы и полезные для человека виды животных, лучшие сельскохозяйственные земли, здесь жили самые отважные, гостеприимные, сообразительные и обходительные в мире люди; что еще нужно? Время и немного самобытности. Поэтому майор отныне был тверд в своих убеждениях, сомнения оставались лишь относительно того, насколько самобытны местные обычаи и традиции. Наконец, он обрел уверенность — после того, как принял участие в плясках «Танголоманго» на празднике в генеральском доме.