Печальные тропики

Наконец запасной грузовик прибыл с новой деталью и с механиком, который ее установил. Мы тронулись, миновали наполовину разрушенный Диамантину, и по открытой долине в направлении реки Парагвай поднялись на равнину – на этот раз без помех. Далее проехали вдоль Аринос, которая несет свои воды в Тапажос, а потом в Амазонку. Затем мы повернули на запад, к холмистым долинам рек Сакре и Папагайу, которые также вливаются в Тапажос, куда они низвергаются с высоты шестидесяти метров. В Паресси мы остановились, чтобы осмотреть оружие и боеприпасы, оставленные «деревянными мордами», помня предупреждение об опасности, которая может подстерегать в окрестностях. Немного отъехав, мы остановились на ночлег и всю ночь не смыкали глаз, обеспокоенные кострами лагеря туземцев, которые заметили по вертикальному дыму на фоне ясного неба сухого сезона в нескольких километрах. Еще один день потрачен на то, чтобы полюбоваться водопадами и собрать новости в деревне индейцев паресси. И вот уже река Папагайу, шириной в сотню метров, воды которой катятся вровень с землей, такие прозрачные, что каменистое дно хорошо просматривается, несмотря на глубину. С другой стороны – дюжина соломенных хижин и саманных домишек: телеграфный пост Утиарити. Здесь мы разгрузили грузовик, перенесли продукты и багаж на паром. Мы попрощались с водителями. Уже на другом берегу замечаем две обнаженные фигуры – намбиквара.

XXVI. На линии

Можно подумать, что тот, кто живет на линии Рондона, живет на луне. Представьте себе территорию, размером с Францию и на три четверти неисследованную, населенную маленькими кочующими племенами, которые входят в число самых примитивных в мире, и пересеченную из конца в конец телеграфной линией. Наскоро расчищенная просека, по которой она проходит, – picada, представляет единственный ориентир на 700 километров. И если не считать несколько разведывательных вылазок, предпринятых людьми Рондона на севере и юге, то неисследованная территория простирается по обе стороны от пикады, очертания которой уже не нашел бы сам ее создатель. Провод действительно есть, но он, став бесполезным сразу после прокладки, болтается на прогнивших рушащихся столбах, ставших жертвами термитов или индейцев, которые принимают гудение телеграфной линии за жужжание роя диких пчел. Местами провод просто валяется на земле или же небрежно наброшен на соседние деревца. Как ни странно, но линия усиливает впечатление изолированности окружающего мира, вместо того чтобы преодолевать ее.

Девственные пейзажи в основном так монотонны, что их первозданность теряет всякий смысл. Они ускользают от человека, сливаясь в единый фон под его взглядом, вместо того, чтобы бросить ему вызов. И в глубине этой постоянно возрождающейся чащи просека, изломанные силуэты столбов, спутанный провод, который их объединяет, кажутся чуждыми объектами, одиноко выделяясь, словно на картинах Ива Танги. Удостоверяя присутствие человека и тщетность его усилий, они отмечают, более отчетливо чем, если бы их там не было, тот крайний предел, который ему не удалось переступить. Бездарность предприятия и провал, который его увенчал, выглядят в этой безлюдной местности особенно явно.

Население, обитающее вдоль линии, насчитывает сотню человек, с одной стороны – индейцы паресси, некогда набранные телеграфной комиссией и обученные техническому обращению с аппаратами (при этом они не перестали охотиться с луком и стрелами); с другой – бразильцы, когда-то привлеченные в эти новые регионы надеждой найти здесь Эльдорадо или Дальний Запад. Но их надежды были обмануты: по мере того как они продвигались на плоскогорье, «формы» попадались все реже.

«Формами» называют маленькие камни, с необычным цветом или структурой, которые сопутствуют алмазам, – если их находят, то и алмаз где-то поблизости. К таким формам относятся: emburradas – «необработанные валуны»; pretinhas – «негритяночки»; amarelinhas – «желтенькие»; figados-de-gallinha – «куриная печень»; sangues-de-boi – «бычья кровь»; feijões-reluzentes – «сверкающая фасоль»; dentes-de-cão – «собачьи зубы»; ferragens – «железные инструменты» и т. д.

Здесь почти нет алмазов, крайне редко встречается дичь, на этих песчаных землях, размытых дождями в первую половину года и потрескавшихся от засухи во вторую, ничего не растет, кроме корявого колючего кустарника. Сегодня люди, заброшенные сюда одной из волн переселения, столь частых в истории Центральной Бразилии, лишены всякого контакта с центрами цивилизации. Беспокойные, нищие, попавшие во внутренние районы страны в порыве энтузиазма искатели приключений полностью забыты. Маленькие посты из нескольких соломенных хижин, в которых они живут, разделены расстоянием в восемьдесят или сто километров, и их можно преодолеть только пешком, но тем не менее эти несчастные приспосабливаются различными весьма своеобразными способами к своему уединению.