Читаем Печальные тропики полностью

Мне вспоминается подобное путешествие, которому Рене Куртен принес в жертву свой новый «форд». Мне, Жану Могуэ и ему вздумалось отправиться дальше, чем позволяли возможности автомобиля. Окончилось это приключение в тысяче пятистах километрах от Сан-Паулу в хижине одной семьи индейцев каража, на берегах реки Арагуая. На обратном пути автомобильные рессоры оказались сломаны. Мы проехали пять километров, закрепив блок двигателя прямо на оси. Следующие шесть километров мы передвигались, приделав к двигателю железную пластинку, чтобы поддержать его, пока один ремесленник из деревни не согласился отремонтировать автомобиль. Особенно запомнились мне несколько часов того тревожного состояния, которое овладевает человеком с приходом ночи (ведь деревни не так часто встречаются на границах Сан-Паулу и Гояса). Мы же не знали, когда удастся отыскать ту колею, которая будет нами выбрана из десятков подобных в качестве подходящей тропы. Но вдруг на темном полотне ночи, усеянном дрожащими звездами, показались электрические огни, питавшиеся от маленького движка, чей стук угадывался в течение нескольких часов, но смешивался с ночными звуками чащи. На постоялом дворе нам предоставили железные кровати и гамаки, и на заре мы отправились в сторону города, расположенного по пути, с его домами и базарами, с площадью, которую заполонили бесчисленные regatões и mascates: торговцы, лекари, дантисты и даже приходящие на дом нотариусы.

В дни ярмарки все оживляется: сотни крестьян в одиночестве или, если удается, целыми семьями покидают свои хижины. Один раз в год у них появляется возможность, проделав путь в несколько дней, выставить на продажу телят, мулов, шкуры тапира или пумы, несколько мешков маиса, риса или кофе, обменять на необходимые вещи куски хлопка, соль, керосин для лампы и даже несколько пуль для ружья.

Позади простирается плато, поросшее густым кустарником. Недавно появившаяся эрозия – лес вырубили около полувека назад – разъела почву словно ударами тесла. Перепады в несколько метров очерчивают границы террас и обозначают наметившиеся овражки. Недалеко от широкого, но не глубокого водоема (размытые русла рек здесь широкие и неустоявшиеся) проходят две параллельные улицы, вдоль которых блестят специально огороженные для торговцев павильоны, вокруг нескольких ранчо, сделанных из соломы и черепицы. Крашенные известкой, они сверкают сливочной белизной, которую еще больше оттеняют каштановые ставни и пурпурный отблеск земли. За самыми первыми построенными здесь домами, которые из-за фасадов с огромными оконными проемами без стекол, с распахнутыми почти всегда ставнями больше походили на крытые рынки, начинаются луга, где траву до самых корней за время ярмарки обгладывает скот. Предусмотрев это, организаторы ярмарки специально заготавливают корм для скота: ботву, оставшуюся от сахарного тростника, свежие пальмовые листья, плотно увязанные с помощью веток или жгутов из травы. Участники ярмарки вместе со своими телегами на круглых, обитых гвоздями колесах устраиваются на небольшом расстоянии друг от друга между огромными кубическими блоками. После долгого путешествия крестьяне мастерят себе кров под пальмовым навесом – крыша из шкуры вола крепится к новым плетеным перегородкам с помощью грузиков, привязанных к веревке – или же просто натягивают позади повозки хлопчатобумажный тент. На сильном ветру сушится рис, черная фасоль или вялится мясо. Голые ребятишки носятся между жующими тростник волами. Гибкие стебли торчат у волов изо рта, словно позеленевшие струи фонтана.

Несколько дней спустя все разъезжаются, путешественники разбредаются по своим лесам, городок засыпает под лучами солнца. В течение целого года деревенская жизнь будет сводиться к обычным бытовым делам в «воскресных городках» вилласду-доминго, всю неделю закрытых для посторонних. Всадники приезжают туда по воскресеньям, сворачивая с запутанных лесных тропинок в сторону, где расположилось несколько хижин и винная лавочка.

XIII. Зона первопроходцев

Стоит немного удалиться от побережья на север или восток, как попадаешь в бруссу, лесную чащу, которая тянется до самых парагвайских болот или галерейных лесов рек, впадающих в Амазонку, и, кажется, нет конца этому ландшафту. Деревни здесь встречаются редко, обычно их разделяют огромные пространства: открытые, campo limpo, то есть «чистая» саванна, или поросшие кустарником, campo sujo, то есть «грязная» саванна. А также cerrado и caatinga, лесные заросли.

По направлению к югу, в сторону штата Парана, на значительном расстоянии от тропиков горные возвышенности и впадины вулканического происхождения обусловливают в той или иной степени другой тип пейзажа и форму жизни. Здесь можно столкнуться с еще оставшимися представителями индейского населения, живущими довольно близко от центра цивилизации, а также наблюдать и более современные формы внутренней колонизации. Именно на север штата Парана я направился первым делом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука: открытия и первооткрыватели

Не все ли равно, что думают другие?
Не все ли равно, что думают другие?

Эту книгу можно назвать своеобразным продолжением замечательной автобиографии «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!», выдержавшей огромное количество переизданий по всему миру.Знаменитый американский физик рассказывает, из каких составляющих складывались его отношение к работе и к жизни, необычайная работоспособность и исследовательский дух. Поразительно откровенны страницы, посвященные трагической истории его первой любви. Уже зная, что невеста обречена, Ричард Фейнман все же вступил с нею в брак вопреки всем протестам родных. Он и здесь остался верным своему принципу: «Не все ли равно, что думают другие?»Замечательное место в книге отведено расследованию причин трагической гибели космического челнока «Челленджер», в свое время потрясшей весь мир.

Ричард Филлипс Фейнман

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности

Книга о наследственности и человеческом наследии в самом широком смысле. Речь идет не просто о последовательности нуклеотидов в ядерной ДНК. На то, что родители передают детям, влияет целое множество факторов: и митохондриальная ДНК, и изменяющие активность генов эпигенетические метки, и симбиотические микроорганизмы…И культура, и традиции, география и экономика, технологии и то, в каком состоянии мы оставим планету, наконец. По мере развития науки появляется все больше способов вмешиваться в разные формы наследственности, что открывает потрясающие возможности, но одновременно ставит новые проблемы.Технология CRISPR-Cas9, используемая для редактирования генома, генный драйв и создание яйцеклетки и сперматозоида из клеток кожи – список открытий растет с каждым днем, давая достаточно поводов для оптимизма… или беспокойства. В любом случае прежним мир уже не будет.Карл Циммер знаменит своим умением рассказывать понятно. В этой важнейшей книге, которая основана на самых последних исследованиях и научных прорывах, автор снова доказал свое звание одного из лучших научных журналистов в мире.

Карл Циммер

Научная литература