Печальные тропики

Впрочем, о суевериях ли здесь идет речь? Я предпочитаю говорить в данном случае о народной мудрости, которая на инстинктивном уровне присуща многим диким народам, и сегодня было бы настоящим безумием сопротивляться ее воздействию. Ведь эти дикие народы знали, как малыми усилиями достичь внутренней гармонии. Сколько нервов и сил мы могли бы сберечь, если бы согласились признать реальные условия нашего существования и наше бессилие освободиться от его рамок и заданного им ритма жизни? Пространство же обладает своими собственными категориями: звуки и запахи имеют свою окраску, у чувств есть вес. И поиски подобных соответствий – вовсе не поэтическая игра, не мистификация (так посмели написать о сонете «Гласные»; сегодня это классический пример для лингвиста, который знает основу – не цвета фонем, который воспринимается каждым индивидуально, а связь, которая их объединяет и которая определяет набор допустимых сочетаний). Таким образом, перед учеными открывается совершенно новая область для исследований, которые могут привести к уникальным открытиям. Если рыбы разделяют запахи на светлые и темные и если для пчел освещение имеет вес (темнота для них обладает большой массой, она тяжела, а светлое пространство весит немного, оно легкое), тогда и произведения художников, поэтов, музыкантов, мифология и система символов диких народов должны представлять для нас если и не высшую форму познания, то, по крайней мере, основную, единственную по-настоящему общую, а научная мысль, более острая, поскольку отточена на каменной основе фактов, но и более сухая – ее наивысшую точку. Эффективность такого пути познания зависит от способности проникнуть достаточно глубоко в сущность изучаемого предмета.

Социолог тоже может внести свой вклад в разработку общих и частных проблем наук о человеке. Общество заявляет о себе наиболее ярко прежде всего в произведениях искусства, которые рождаются на уровне бессознательного и вследствие этого они в первую очередь имеют коллективный характер, а во вторую, вопреки этому, – индивидуальный. Различия невелики, но они существуют хотя бы потому, что в одном случае процесс совершается самим обществом, а в другом – для общества, и именно общество приводит эти процессы к общему знаменателю и формирует определенные условия для их свершения.

Когда город справедливо сравнивают с симфонией или поэмой, вовсе не прибегают к метафоре, поскольку эти явления имеют общую природу. Выражаясь более точно, можно сказать о том, что понятие «город» находится на стыке природы и искусства. С этой точки зрения можно сказать, что отсчет биологической истории начинается с сообщества животных, которое является моделью всех форм деятельности мыслящих существ. По своему происхождению и по своей структуре город восходит и к биологическим процессам, и к эволюции органического мира, и к эстетическому творчеству. Он является одновременно и объектом природы, и субъектом культуры; он проявляет себя и как личность, и как целое общество, и как реальность, и как мечта: это нечто человеческое, в полном смысле этого слова. Среднестатистический город Южной Бразилии тайно мечтал о том, что однажды настанет такой день, когда построят дома, появятся линии электропередач, городские кварталы обретут свой неповторимый образ. Все эти свершения были чем-то многозначительным, а отнюдь не прихотью. Лондрина, Нова-Данциг, Роландия и Арапонгас появились на свет благодаря инженерам и финансистам, которые постепенно привели общую разрозненность в порядок, так же, как и век назад в городе Куритиба, так же, как и сегодня, может быть, в городе Гояния.

Куритиба, столица штата Парана, появилась на карте в тот день, когда правительство приняло решение создать город: землевладелец продал часть участков по достаточно низкой цене. Скидку он сделал для того, чтобы привлечь поток населения в эту область страны. Такими же принципами руководствовались и впоследствии, когда была основана столица штата Минас – город Белло-Оризонте. В случае с Гоянией очень велика была степень риска, поскольку изначальная цель была в том, чтобы учредить не просто город, а будущую федеральную столицу Бразилии.

Приблизительно третья часть пространства была отделена руслом Амазонки. С высоты птичьего полета открывались широкие равнины, забытые человечеством на два столетия. В то время, когда еще существовали караваны и речное судоходство, требовалось несколько недель, чтобы перебраться через эти земли и добраться до рудников, располагавшихся на севере; от берегов реки Арагуаи до города Белен добирались на лодках.