Печальные времена. Дамаский Диадох как представитель афинской школы неоплатонизма

2. Сущее умопостигаемо именно в своем пред-стоянии уму в качест­ве предмета мышления. Сам ум при этом также есть умопостигаемое. Стало быть, умопостигаемое и познаваемое — отнюдь не одно и то же, как не одно и то же умозрение и знание. Знание занимает свое место на шкале эманации, и даже сам ум как умопостигаемое непознаваем и может быть постигнут лишь в качестве именно мыслящего ума[110] Примерно таков смысл рассуждений Платона о познании сущего в VII письме (342а—344d).

Принцип 2. Начало эманации полагает наглядно-очевидное, которое в ходе эманации превращается в эйдетически-определенное

«Все сущее эманирует из одной причины, из первой» [111]. Данный тезис Прокла в неоплатонизме оказывается той основой, на которой базируется любой философский дискурс. Поскольку эманация, как было показано выше, относится к умопостигаемому сущему, важнейшим оказывается дока­зательство существования этой причины. Вот пример такого доказательства, приводимый Проклом. Сущее не может не иметь причины, и причина может быть одна, и только одна_г поскольку в противном случае были бы невоз­можны иерархия и упорядоченность сущего, а также знание о нем и его умо­постижение. Соответствующее рассуждение философа иллюстрирует важ­нейший принцип и условие неоплатонической мысли — принцип наглядного представления.

Первая формулировка данного принципа принадлежит Платону. В диа­логе «Законы» (965а—966а) в ходе рассуждения о едином и тождествен­ном и о его значении в государственных делах происходит следующий обмен мнениями:

«К л и н и й. Пожалуй, по всей вероятности, необходимо считать [=мыслитъ] красоту и благо в некотором отношении единым.

Афинянин. И что? Мыслить — и быть не в состоянии наглядно представить это для разума ( )?

Клин и й. Почему? То, что ты говоришь, подходит скорее рабу».

Итак, дело раба — принимать все на веру, дело же свободного челове­ка — уметь наглядно представить в разуме то, о чем он говорит и что он мыслит.

Наглядное представление об умопостигаемом делится на два важнейших момента, и первый относится к началу и к его соотношению с последую­щим, а второй — к самому сущему. Особое место в качестве третьего мо­мента наглядного представления занимает обозначение неумопостигаемого в качестве предмета мнения или зримого (то есть в каком-то смысле предста­ющего как умопостигаемое). В такой последовательности данные формы на­глядного представления мы и рассмотрим.

1. Что касается начала и его эманации в виде всего разнообразия суще­го, то мы можем наглядно представить его двумя способами: при посредстве интуиции (, термин, восходящий к Эпикуру) или незаконнорож­денного умозаключения [112]

Первая подразумевает непосредственное восприятие предмета, то есть относится к тому, что Платон в приведенном выше пассаже назвал «делом раба»; интуиция возможна скорее для души в познании эйдосов [113]. Потому при постижении первоначала и сущего Дамаский и Прокл, в отличие, ска­жем, от Плотина, особого значения ей не придавали. Отметим лишь, что Дамаский соотносит интуицию с т. н. единичным знанием.

Второе в афинской школе рассматривается в двух аспектах — как ана­логия и как апофатика.

Один из примеров аналогии, относящийся к понятию причинности, был приведен выше — Прокл использует его не только в цитируемых «Перво­основах теологии», но и в «Платоновской теологии». Другие принятые спо­собы восхождения к первоначалу по аналогии с низшим в неоплатонизме основаны на рассмотрении единства и множественности [114], сопричастности и наличного бытия [115], зависимости и независимости, совершенства и несовер­шенства, движения и неподвижности. Последние три способа представлены в публикуемом сочинении Дамаския.

Неоплатоническая апофатика восходит к аргументации первой гипотезы диалога Платона «Парменид». Отметим в этой связи лишь один момент. Апофатика не тождественна лишенности, поскольку лишенность подразуме­вает отсутствие свойства, которое в возможности в предмете присутствует (например, лишенностью оказывается слепота). Апофатические суждения могут быть как более, так и менее значимыми, нежели катафатические. И только в случае меньшей значимости некоторый смысл в связи с апофатикой обретает лишенность, однако она проявляется отнюдь не в чине первонача­ла, но только среди тех предметов, которые описаны в последних гипотезах диалога «Парменид».

Платон, в представлении философов афинской школы, пользуется анало­гией и апофатикой для описания разных моментов эманации первоначала. Апофатика подразумевает его эманацию в узком смысле этого слова (­), то есть произведение из самого себя всего многообразия сущих. Что же касается аналогии, то она соответствует возвращению, так как ее основой является подобие, причиной которого оказывается именно возвращение су­щего к первоначалу [116].