Хамал недоумённо посмотрел на него и, как всегда, не отозвавшись на своё христианское имя, направился в библиотеку. Там, у окна, уткнувшись в толстый фолиант, сидел Морис де Невер.
-- Судя по радужным мыслям Нергала, Вы больше не составляете ему конкуренцию у "Фазанов", Морис?
Взгляд Невера, оторвавшийся от книги и нашедший Хамала, казалось, проделал путь через несколько галактик.
-- А, это вы, Гиллель? "Возрадуется Иаков..."
-- "... и возвеселится Израиль". Это я, я. Вам, я понял, удалось-таки найти Бога? Ригель, стало быть, прав, и Его можно найти?
Невер взглянул на Хамала, но его взгляд, отсутствующий и рассеянный, глядел, казалось, сквозь него.
-- Я ...искал. А нашёл меня Он.
-- А почему Он не находит меня?
Невер опять посмотрел на Гиллеля и неожиданно улыбнулся. На щеки его легла тень от густых ресниц, а на лбу, так же, как несколько минут назад на лбу Ригеля, заиграл солнечный луч.
-- Не знаю, Хамал. У Него и спросите.
-- Смеётесь?
-- Почему? Вовсе нет. Откройте Писание. -- Он протянул Хамалу книгу. На раскрытой Гиллелем странице, там, куда упирался его палец, он прочёл: "В простоте сердца ищите Господа, ибо Он открывается неискушающим Его". -- Да... вы и "простота сердца"... У вас вообще есть сердце, а, Гиллель? -- И поставив книгу на полку, Невер пошёл к выходу.
Подперев щеку рукой, Хамал долго смотрел ему вслед. Затем медленно встал и поплёлся в гостиную Риммона, где нашёл Сирраха сидящим за письменным столом, доверху заваленном бумагами, исчёрканными схемами и цифрами.
Засидевшись как-то с Невером за шамбертеном, Риммон спросил, апеллируя к его обширному опыту покорителя женских сердец, -- как понять, любят ли тебя? Невер улыбнулся и мягко заметил, что тут и понимать нечего. По его глубокому убеждению, Сирраху давно пора сделать предложение и, если ему откажут, окажется, что он, Невер, совершенно не понимает женщин. Se non e' amore, cos'e?
Хамал на прямой вопрос об отношении к нему Эстель полностью подтвердил слова Мориса, основываясь уже на мыслях самой Эстель. После происшедшего перед экзаменом у Пфайфера Риммон наконец и сам поверил, что его любят.
В итоге, вернувшись после экзамена из женского портала к себе, Риммон объявил Хамалу, Неверу и Ригелю, что он помолвлен, и в мае состоится свадьба. Если этим сообщением Сиррах хотел кого-то удивить, то не преуспел. Его сокурсники только молча переглянулись.
Сегодня собственные раздумья так раздражали и обременяли Гиллеля, что он -- для отдохновения -- плюхнулся на диван и углубился в мысли Риммона. Тот вначале был погружён в планы реконструкции подъездной аллеи и ремонта ветхого арочного моста в своём имении. Потом в его голове завитали образчики новых интерьеров и принадлежности свадебной церемонии, а сейчас все мысли были заняты отделкой помещений и приобретением новой -- двуспальной -- кровати для супружеской спальни. Важным представлялся и заказ декоратору, -- какие обои предпочтёт Эстель? Может, тёмно-вишнёвые? Какой цвет у неё любимый?
-- Жемчужно-розовый, -- лениво буркнул Гиллель, растягиваясь на диване.
Матримониальные планы Сирраха ничуть не увлекли его и, вынырнув из риммоновых мыслей, Хамал снова задумался. В течение трёх последних недель он не упускал случая проникнуть в помыслы Мориса де Невера, и был абсолютно уверен в своих наблюдениях. Но то, что он читал там, было непостижимо! Начать с того, что мысли вчерашнего помешанного на сладострастии кота были теперь точной копией мыслей девственника Ригеля, так он ещё и умудрялся мыслить цитатами из Евангелия! Добро бы, притворялся. Но Хамал безошибочно читал самое потаённое. И Вальяно... Вальяно стал въявь благоволить к Неверу!
Хамалу очень нравился Рафаэль Вальяно, его невероятный интеллект и ошеломляющие знания, и то, что тот практически не замечал его, очень задевало самолюбие Гиллеля. Он чувствовал уколы зависти и ревности, когда видел, что Невер с Ригелем почти каждый вечер уходят к профессору и после часами, наперебой цитируя, восторгаются им.
За окнами сгустилась тьма. Риммон зажёг свечи, сказал, что скоро закончит, и предложил поужинать. Хамал молча кивнул. В тёмном углу что-то зашевелилось и страшно зарычало. Гиллель вздрогнул и подскочил, сжавшись от ужаса.
-- Боже мой, что это!?
-- Что с вами, Хамал? -- Элегично, не отрываясь от бумаг, спросил Риммон. -- Это же Рантье.
-- А чего рычит?
-- Нергал идёт.
На лестнице вскоре и впрямь раздалось визгливое разухабистое пение. Фенриц, плотно закусив, любил подрать глотку. Вот и сейчас он во всё горло распевал арию герцога Мантуанского, заглушая своим звучным козлетоном даже бой главных часов, пробивших восемь.
-- ...La donna Х mobile
qual piuma al vento,
muta d'accento e di pensiero.
Sempre un amabile
leggiadro viso,
in pianto o in riso, Х menzognero.
х sempre misero
chi a lei s'affida,
chi le confida mal cauto il core!
Pur mai non sentesi
felice appieno
chi su quel seno non liba amore!
Голос постепенно стих в глубине галереи. Рантье успокоился, и, свернувшись пушистым клубком у камина, уставился на огонь. Успокоился и Хамал.