Печать Иоганна Гутенберга

Она повернулась, когда Андрей натягивал свитер, оттого и не заметил, что она его разглядывает. Ого, а животик-то явно великоват, нависает над брюками. И вообще…

– Ты чего? – он высунул голову из свитера, но за долю секунды Женя успела отвести глаза, не успев устыдиться. Пускай он не думает, что она на него пялится.

– Может, и для меня тут что-нибудь найдется? – Женя поскорее отвернулась к сундуку.

– Штанов нет! – от неожиданности он заговорил грубо. – Да ты в них все равно утонешь.

Женя нашла теплую клетчатую рубашку, которая доходила ей почти до колен. Ну, если рукава подвернуть и подвязаться вон тем ремешком…

Она торопливо переоделась и уселась на диван, вытянув босые ноги к печке. Ушаков в это время копошился возле шкафчика с посудой, доставал там какие-то чашки и ложки. Женя не заметила, что в дверцу шкафчика изнутри вставлено небольшое зеркало, и он невольно бросил пару взглядов в ее сторону.

Худущая, кожа бледная и какая-то прозрачная, так что косточки на свет, наверное, видно. Ему всегда нравились длинноногие девицы с гладкой загорелой кожей. Так, чтобы все блестело и если рукой провести, то как будто…

«Как будто не живой человек, а манекен…», – вдруг подумал он. Или вот недавно в Венеции он видел на биеннале, один современный художник таких девиц изготовляет – все одинаковые, с идеальными фигурами, только купальники разные. И материал – какой-то пластик, очень на человеческую кожу похоже, даже теплый. Весь город этими девицами уставили. И он же еще горилл изображает, из такого же пластика, только синих и красных. Ей-богу, гориллы интереснее, хоть цвет разный…

«Вот как?» – тут же усмехнулся он про себя. А с чего он вообще взял, что ему нравятся такие длинноногие девицы? Так принято было, чтобы все в спутнице было идеально – ноги растут от ушей, волосы пышной гривой, шея длинная, как у жирафа, лоб без одной морщинки. Его жена… его бывшая жена, тут же поправился он, очень стремилась к этому идеалу. Главное – это внешность, на внутреннее содержание ее уже не хватало.

В голове, конечно, у нее кое-что было, на полной дуре он бы не женился, но, став его женой, она все внимание обратила на свою внешность, занималась ею упорно и целеустремленно.

Преуспела в этом, конечно, она вообще обладала удивительной силой воли и шла к поставленной цели, несмотря ни на какие помехи. Под помехами она подразумевала собственного мужа, но он понял это гораздо позже. Ему было некогда, он работал.

То есть, вроде бы он думал, что у них все хорошо, а когда оказалось, что на самом деле все плохо, он, если честно, не слишком переживал. Он осознал вдруг, что его давно уже не волнует эта гламурная красавица, у которой все безупречно. Он сообразил, что они давно уже не разговаривают, только перебрасываются короткими незначащими словами: пока, окей, все в норме…

Ей, конечно, не о чем было с ним говорить, не о бизнесе же… Но она тоже вечно куда-то спешила, торопилась по своим делам, как она говорила. И дела эти касались только ее самой.

Она была занята с утра до вечера, он понятия не имел чем. Просто не предполагал. Первое время пытался спрашивать, но скоро понял, что его это не интересует, точнее, она сама отмахивалась – у тебя свое, у меня свое. Свое – это была она сама, уж себя-то она любила больше всех. Как-то он шутя сказал ей об этом, и она согласилась – а как же иначе? Она вложила в себя столько сил и денег, она неустанно улучшала каждую клеточку своего тела – разумеется, она себя очень ценит. Он не нашелся тогда, что ей возразить.

Потом заметил случайно, что ей неприятны его прикосновения. Она делала над собой усилие, когда он мимоходом пытался потрепать ее по щеке или поцеловать. Потом просто отстранялась – макияж, мол, и вообще, необязательно каждый раз обслюнявливать… это она так называла поцелуи… ну-ну…

Андрей прищемил руку дверцей шкафчика и очухался. Тоже еще нашел время устраивать вечер воспоминаний.

И правда, был уже вечер. И хоть на воде темнеет позже, чем на суше, все равно день подходил к концу.

Он увидел, что Женя свернулась калачиком в углу дивана. Сейчас она напоминала ему нахохлившегося воробушка. Худенькая такая, прямо прозрачная… и косточки птичьи…

– Ну вот, – заговорил он громко, – печка греет, теперь здесь можно находиться… сейчас я приготовлю кофе, я хорошо его варю, не сомневайся, а вот насчет еды – нужно посмотреть, но не уверен, что здесь что-нибудь осталось…

Андрей повернулся к Жене спиной, открыл дверцы шкафчика, чем-то загремел. С одной стороны, он стал похож на нормального человека, с другой – как-то слишком суетится. Мешает она ему, что ли?

В это время с улицы донесся голос Михалыча:

– Андрюха! Эй, Андрюха!

Ушаков с явным облегчением выглянул из каюты.

– Что тебе, Михалыч?

– Я тут поесть кое-чего принес. У тебя, небось, ничего нет?

– Вот спасибо! Я как раз думал, где бы достать…

Михалыч с удивительной для его возраста, буквально обезьяньей ловкостью перебежал на лодку, подал Ушакову пакет с едой. Андрей смущенно вздохнул:

– Только я тебе потом заплачу… у меня сейчас с собой нету.